Каленым железом - стр. 16
Но я все же один раз слышал вечерний, на лавочке близ этого флигелька, увитого плющом, невидимый разговор Ляльки Большухи с ее закадычной подругой, известной в городе по кличке Светка Халда, тоже героиней упомянутого фельетона.
– Послушай, вот ты скажи, только честно скажи, тебе не стыдно с ним? А?
– Ая тебе скажу, что совершенно мне на это… (тут Лялька произнесла грубое слово), что стыдно мне или не стыдно. Он – такой, он, я тебе скажу, что – мне… мне, ты мне не поверишь, а мне, честное слово, никого больше не надо. И потом – с ним знаешь как интересно? Он мне всякие научные истории рассказывает… Да он мне прикажет, я ему буду ноги целовать, я тебе натурально говорю. Ты-то ведь меня знаешь?
Подруга коротко хихикнула.
А у Никишки была машина, маленький, первого выпуска, латаный-перелатаный «Москвич». Епрев с Шенопиным однажды строго допрашивали продавца на предмет выяснения происхождения его личного транспорта.
– Вы, разумеется, слышали куплеты певцов по радио, Шурова и Рыкунина, – прищурившись, сказал Шенопин.
А Епрев исполнил:
– Старые тут деньги имеются в виду, – уточнил Шенопин.
– Вы, я вижу, ребята, комсомольцы-добровольцы? – оскалился Никишка.
– Какое еще добровольцы? – опешили приятели.
Но Никишка не стал ничего объяснять. Он сказал:
– Наука говорит о том, что был такой француз Телейран Шарль Морис и он тоже обладал кое-какими физическими недостатками, что не мешало ему быть весьма ловким дипломатом, как об этом написано в энциклопедии…
– Нет, мы вовсе не об этом, что физические недостатки, – запротестовали друзья. Но Никишка сел в свою латаную машину и куда-то важно укатил, по каким-то своим частным делам.
А потом была ночь. Мы сидели на лавочке и почти все слышали.
– Я уйду от тебя! – взвизгнула Лялька. – Ты меня обманул!..
– Ну это, во-первых, еще никем не доказано, – спокойно возражал Никишка.
– Я не про то, что вы там с Жирновым заворовались. Это мне на это наплевать – растрату мы покроем. Но то, что вы там с ним бардак развели, вот уж это ты – подлец, подлец ты, Никифор! – кричала Лялька.
– Тише ты! – Никишка подошел к окну. – Там, кажется, кто-то есть.
– А мне плевать, есть или нет. Урод, а туда же! По бабам!
– Урод? – недобро спросил Никишка. И мы услышали звук хлесткой пощечины.
– А-а, ты меня избивать вздумал? – завыла Большуха.
– Тише ты, не ори! – прикрикнул Никишка.
Но Большуха выбежала в одной комбинации во двор. Никишка за ней. В таком порядке они добежали до водопроводной колонки, где он ее все же изловил и возвратил, рыдающую, в дом. Подобные сцены были часты на нашей тихой улице и особого удивления не вызвали. Ну, посудачили бабы, и вообще – население Ляльку же потом и осудило, мистически приписывая ей вину за все, что случилось потом.
А случилось вот что. На следующий день мы выдумали дразнилку, которой и встретили появившегося во дворе Никишку.
Никишка-горбун.
Большуху надул.
Никишка-шишка.
Никишка-шишка.
– Ну-у, злые дети, ведь это же нехорошо так дразнить живого человека. Чему вас в таком случае учат в школе? – почему-то совершенно не обиделся Никишка.
Наутро он потерял свой вальяжный вид. Волосы его были всклокочены, лицо опухшее, щеки небритые, глаза набрякшие. Мне кажется, что он, наверное, всю ночь не спал; плакал или пил. Кто поймет человека?