Какие большие зубки - стр. 15

– Почему ты так долго не возвращалась? – спросила Лума, открыла мне рот и розоватыми пальцами наложила на губы несколько мазков помады. Но тут же нахмурилась и потянулась за платком, чтобы все стереть. – Нет. У тебя странный цвет лица. Чуть ли не зеленый.

– Меня не отпускали домой, – ответила я.

– Забавно. А бабушка говорила, что ты слишком занята.

Она лизнула ладонь и пригладила слюной выбившиеся пряди у меня на лбу. Я сморщилась.

– Ложь. Ничем я не была занята.

Лума пожала плечами.

– А какой смысл ей лгать? Может, ты и правда была занята, просто сама не замечала.

– Чем, поеданием тостов на завтрак? Попытками найти подруг, чтобы девочки перестали лить воду мне в постель, пока я сплю? Да, я вроде как учила латынь, но с тем же успехом могла бы заниматься этим и здесь. – Я вздохнула. – Не знаю.

Глаза Лумы расширились.

– Какой ужас. И почему ты их за такое не убила?

Я вздрогнула.

– Потому что это неправильно! – отрезала я, но тут же вспомнила о Люси, и в животе зашевелилось противное чувство вины. – Они были ужасными, но не настолько.

Лума склонила голову набок, как будто ей хотелось что-то сказать, но снизу послышался голос бабушки Персефоны: она звала нас ужинать.

– Ей бы колокольчик повесить, – заметила я, пока мы спускались по лестнице. – Быть не может, чтобы весь дом ее слышал.

Сзади раздался стук когтей по деревянному полу, и мимо нас молнией пронесся Рис на четырех лапах; черная шерсть сверкнула, когда он в один прыжок преодолел последние несколько ступенек. Он залетел за угол, в небольшую гардеробную под лестницей, и спустя пару секунд снова появился на виду, уже на двух ногах. Он надел через голову свитер, а затем потянулся к пуговице на брюках, чтобы застегнуть ее.

А потом он сделал кое-что странное. Он остановился перед грязным зеркалом в главном зале и лизнул ладонь. Аккуратно пригладил черные блестящие волосы на лбу, точь-в-точь как Лума только что приглаживала мои. Потом повернулся влево, не сводя глаз с отражения, расправил плечи, сунул руки в карманы и только потом переступил порог столовой.

Едва он скрылся из виду, я повернулась к Луме.

– Не припомню, чтобы его так заботил собственный внешний вид, – сказала я. Это было не в его характере. Рис – хищник, прекрасный и неудержимый. Странно было видеть, как он расфуфыривается перед зеркалом.

– Не знаю, кого он хочет надуть, – сказала Лума. – Он пытается впечатлить Артура с тех самых пор, как приехал домой на лето.

– Впечатлить? Но зачем?

– Как по мне, это ребячество, – ответила она и бросилась вслед за кузеном. Но я заметила, что, пробегая мимо зеркала, она тоже остановилась. Я пошла за сестрой, стараясь держаться сзади, и увидела, как она наматывает прядь волос на кончик пальца и отпускает, чтобы та завитком осталась висеть возле лица.

Я оказалась последней, все остальные уже собрались за столом: бабушка Персефона во главе, Миклош рядом с ней, что меня удивило (я думала, они всегда садятся на одни и те же места). Мама опять сидела в бочке возле края стола. Лума и Рис боролись за место напротив Артура, и в этом хаосе мне удалось незаметно занять место рядом с ним. Вошла Маргарет с огромным подносом, полным полусырой дичи: филе, стейки и еще что-то, чего я не смогла опознать. Дедушка Миклош насадил кусок мяса на двузубую вилку и махнул в мою сторону.