Как я на свадьбу сходила - стр. 32

Я присмотрелась с картине (ковром назвать это чудо не поворачивался язык) и поняла, что рисунок складывается не из переплетений нитей, а из узелков, плотно зафиксированных на продольных нитях и переходящих в поперечные, за счет чего узор выходил объемным, живым, с множеством оттенков при смешении нитей в узле.

Мне до зуда в руках захотелось попробовать сотворить такую же красоту. Когда я оторвалась от рассматривания картины, то наткнулась на добрый взгляд удивительно голубых глаз хозяйки.

— Инесс, — представилась женщина, до чертиков заинтересовав меня своим именем, внешностью и творчеством. Настаивать на статусе сеньоры она не стала, а я и не вспомнила, как правильно обращаться, до того была заинтригована.

— Барбара, — назвалась я на европейский манер.

Инесс пригласила меня в дом, где заправляла ее невестка, синьора Мария — пышнотелая жгучая брюнетка лет сорока пяти. Сын Инесс и два внука трудились на семейной винодельне, жена старшего внука с дивным именем Алессия работала в соседней деревушке в госпитале медсестрой.

Всю эту информацию я с трудом уловила из трескотни Марии, которая гостеприимно накрыла на кухне стол, выставив запеченные овощи, домашний хлеб и лимонад. Но вкуснее всего были красные помидоры, порезанные с кубиками сыра моцарелла и политые оливковым маслом.

За едой Инесс и Мария выудили из меня информацию, откуда я приехала, с какой целью и надолго ли. Предложили пожить у них за смешную цену. И я согласилась остаться в их гостеприимном доме на пару дней.

К ужину собрались все члены семьи Инесс за большим столом на террасе. Ужинали шумно, рассказывая события, произошедшие за день, ругали правительство и налоги, радовались отличному урожаю винограда, планировали пойти на выходных на свадьбу к соседям, перемывали косточки местному голове. Я только иногда отвечала на вопросы, уплетая пасту, запивая вином и впитывая эмоции этих открытых жизнерадостных людей.

Проснувшись рано утром, я в сопровождении Марко, младшего внука Инесс, отправилась за своими вещами, чтобы перенести их в новый дом. По дороге Марко рассказывал о работе, звал вечером на площадь послушать местных музыкантов, белозубо и ослепительно улыбался и флиртовал напропалую.

Зная, что флирт и заигрывания у итальянцев в крови, я не воспринимала его намеки всерьез, ответно улыбалась, но ни на что не соглашалась.

А после завтрака Инесс повела меня в свою мастерскую — небольшую комнату рядом с кухней, где высокие открытые стеллажи из грубо обтесанного дерева были завалены нитками, лентами, тканями, рисунками и схемами. Невысокий широкий станок стоял у окна с уже натянутыми нитями, но без рисунка.

Я подошла к нему и аккуратно потрогала туго натянутые нити, провела пальцами по раме и почувствовала отклик, как будто где-то тонко зазвонил колокольчик, а услышала я одна.

— Я научу тебя всему, что умею сама, — предложила Инесс, усаживаясь на стул, — но ты пообещай, что передашь эти знания дочери. И что всегда, слышишь, всегда будешь делать картины по душе, а не по деньгам, иначе дар отвернется.

— Какой дар? — теряясь под внимательным взглядом, задала я вопрос женщине.

— Дар творить красоту.

В итальянском я была не сильна, но перевела слова Инесс именно так.

— Почему вы не передали свой дар Марии?

— Не ее это, не ее.