Как я была Пинкертоном. Театральный детектив - стр. 12
«Шью свадебные фраки и похоронные костюмы на заказ. Срок вместе с примеркой – две недели».
Контора, называвшаяся «Торжество», на своей вывеске предлагала организовать свадьбу или похороны по выбору заказчика и сообщала, что оркестр уже входит в оплату.
Остолбенели мы у конторы с вывеской «Заказные убийства». Даже не сразу увидели, что ниже более мелким шрифтом старательно выведено: «Мыши, тараканы и прочее». Еще ниже кто-то от руки приписал: «Тещи, родственники, соседи…»
Объявление у конторы местной страховой компании убеждало: «Опасайтесь арфистов и мошенников». Нам понадобилось некоторое время, чтобы понять, что аферистов спутали с арфистами.
По поводу такого объявления: «ПВВ торгую днем и ночью» – пришлось обратиться к местному жителю за консультацией. Тот махнул рукой:
– Это баба Клава.
– Чем торгует-то?
Мужик нашей недогадливости удивился:
– Написано же: пиво, вино, водка.
Гваделупов, в восторге от местного творчества, был готов расцеловать любого горожанина, если бы те не жались опасливо к заборам при виде его мощной фигуры и при звуках громоподобного голоса.
– Я в Тарасюках плакат видел, откуда-то привезли и гордились им: «Переходя улицу, оглядись, чтобы не попасть под машину!»
– И что в этом такого?
– Где в Тарасюках машины?
Он прав, в Тарасюках не то что автомобиля – извозчика не увидишь, в лучшем случае лошадь с телегой, опасаться которых при переходе улицы, конечно, стоило, но не так уж сильно.
Вернулись на пароход в прекрасном настроении и очень Гадюкиным довольные. У самой пристани актер обратил мое внимание на вполне привычную глазу вывеску: «Живые раки». Что в ней удивительного? Большущий рак выполз вперед, а из-за букв выглядывали вполне натурально (лучше лебедей) изображенные красные чудовища с клещами.
– Что не так?
– Руфа, какого цвета живые раки?
Я задумалась.
– Вообще-то, темные.
– Бывают даже голубые, – согласился Гваделупов. – Но краснеют раки только при варке. Живых красных раков не бывает.
Он прав, на всех вывесках, этикетках или ценниках, где изображаются раки, они непременно красные и шевелящие клешнями. Но я все равно фыркнула:
– Не придирайтесь.
Через час, когда мы с Суетиловым снова стояли на палубе, созерцая гадюкинские пейзажи, радист парохода принес телеграмму и, передавая директору, чуть смущенно признался:
– Я… это… оно так и было передано.
Директор развернул сложенный листок, прочитал текст, кивнул:
– Все правильно.
Радист отправился к себе с застывшим на лице недоуменным выражением. Дело в том, что текст, присланный Суетилову от режиссера Тютелькина из Тарасюков, гласил: «Корзинка пуста. Продолжаю прополку».
– Не нашел, – вздохнул директор. – Может, разминулись?
– Едва ли, здесь не десять дорог и даже не две. Обиделась наша Любовь Петровна и где-то прячется.
– И что теперь делать?
Вопрос резонный. Выступление через три часа, даже если его еще задержать, положения это не спасет. Объявить, что Павлинова внезапно потеряла голос или подвернула ногу? Что у нее тоже приступ аппендицита или коклюш с ветрянкой заодно? Но вон она, больница, покрепче тарасюковской. Вмиг пришлют целую толпу врачей.
Выход был один, но такой, озвучивать который опасались мы оба.
Решилась все же я, как лицо безответственное, то есть не отвечающее ни за что:
– Пока Тютелькин найдет Павлинову, Лиза должна заменить ее во всем!