Как влюбить в себя босса за 80 дней - стр. 7

Гошу хочется придушить, но не время показывать худшие свои стороны.

– Осваивайся, – кивает брат в сторону компьютера, – изучай прайс, а с товаром тебя Юрик познакомит. Я пришлю.

– Я сама найду Юрика, – хлопаю ресницами, стараясь улыбнуться лучезарно. Вероятно, я сейчас похожа на Гуинплена[1], но мне плевать. – После того, как ознакомлюсь с документацией, разумеется.

Нести себя высоко и достойно я умею. Георг показывает мне два больших пальца, одобряя боевой настрой.

– Я в тебе не сомневался, Анж, – говорит он, и, приобняв Одинцова за плечи, подталкивает его к двери, попутно что-то втирая о поставках и трудностях простых смертных бизнесменов.

Одинцов как жёсткая картонка – гнётся с трудом, но напору поддаётся. Уходит, бросив на меня мрачный взгляд, не сулящий ничего хорошего. Я провожаю парочку взглядом, и как только за ними закрывается дверь, без сил падаю на стул.

Влипла так влипла. Провожу рукой по лбу. Противная испарина. Вот это антипохмелизм с утра!

Александр Сергеевич, чтоб ему было пусто, Одинцов – бывший одноклассник и лучший друг моего брата. Мы знакомы с детства. Четыре года разницы – пропасть, как я уже говорила. В те времена это было очевидно.

Не могу сказать, что Георгу приходилось со мной нянчиться, но иногда он всё же исполнял братский долг по праву старшего в семье отпрыска – таскал меня за собой, когда вынужден был это делать.

Естественно, вся их милая компашка, страдала: я росла непосредственным и очень живым ребёнком. Вечно совала нос куда не просят и нередко мы попадали во всякого рода истории. Сейчас даже вспоминать стыдно: то зелёнкой по стёклам рисовали, измазавшись, как черти, то слопали торт, предназначенный к завтрашнему торжеству, то мне глаз мячом подбили, когда я стояла на воротах. В общем, весёлое, а главное – счастливое детство.

Всё бы ничего, если бы не Одинцов. Он нравился мне больше всех. Может, потому, что с Гошкой они почти не расставались. Кажется, даже за партой одной сидели, пока их не разъединили ради спокойствия в классе.

Наверное, я испытывала к нему щенячью влюблённость, особенно, когда подросла. Всё время хотелось оказаться рядом, потрогать его, в глаза заглянуть.

Мама мне доходчиво объяснила, что навязываться – дурной тон. И с тех пор я страдала молча. Потому что полностью исключить Одинцова из круга своих знакомых я не могла: он всё равно попадался на глаза то дома, то в школе.

А потом мальчики выросли, уехали учиться. И как-то Одинцов исчез с радаров моих страданий. Я даже позабыть о нём успела: у меня появились новые интересы и увлечения, жизнь наладилась, кавалеров было хоть отбавляй.

Появился он снова, когда мне стукнуло восемнадцать. Повзрослевший, серьёзный, интересный.

– Лика, – сказал он, рассматривая меня с задумчивым интересом – коронный такой тяжеловесно-оценивающий взгляд самца. – Ты повзрослела.

И улыбнулся. Бамс! И сердце в лохмотья, на лоскуты. Старая любовь, как оказалось, для меня не ржавеет. Гормоны, эйфория, восторг. А главное – тотальное размягчение мозгов, когда становишься глупой-глупой, не остаётся ничего, кроме томного, как у коровы, взгляда. Влюблённая тёлочка – бери и веди куда хочешь – пойдёт покорно, вздыхая и продолжая хлопать ресницами.

К слову, Одинцов водить меня никуда не стал. Я ведь младшая сестрёнка его лучшего друга. Но это не мешало отвешивать мне комплименты и продолжать сверлить тяжёлым взглядом, когда он думал, что его никто не видит. Но я видела! Наблюдала за ним в зеркало исподтишка.