Как приручить холостяка - стр. 18
Я, конечно, втихаря всё равно вдыривал рыжей соседке за то, что она дразнилась и ябедничала на нас с друзьями, но с остальными девчонками во дворе, даже с самыми вредными, всё же держал нейтралитет.
Елена Александровна будто та самая рыжая бестия из детства, только выросшая и научившаяся делать пакости посерьёзнее.
– Тамара Аркадьевна, разрешите без очереди? – усмехаюсь, открывая дверь рентген кабинета.
– Батюшки! – охает она. – А что вы ещё не дома то?
– Да у меня тут свои приколы, – вздыхаю и ловлю на себе пристальный взгляд проверяющей. Не выдерживая, аккуратно давлю ей на затылок, снова уткнув носом в свою грудь.
Зареванная, с покрасневшим носом, лохматая. Даже жалко ее становится. Ну вот правда, что не так с этой женщиной?
Красивая – одни глазищи чего стоят, уверенная в себе, элегантная. Все при ней. И в то же время жесткая и не гибкая. С любым самым твердолобым мужиком договориться проще, чем с ней, честное слово. И вот только сейчас, когда она разревелась, я разглядел обычную девчонку, а не солдата Джейн.
И мне стыдно да. Реально тормоза сорвало от ее высокомерности. Если бы знал, чем это для нее закончится, плюнул бы и признал поражение.
Я даже не припомню чтобы со мной случалось что-то подобное. Да я вообще любимец женщин, уж если на то пошло! Почему с этой затык – загадка.
Сажаю Елену Александровну на стол и аккуратно снимаю с ее ноги сапог. Голеностоп распух и посинел.
– Мда, – вздыхаю. – Как бы не перелом.
Проверяющая судорожно всхлипывает и поднимает лицо к потолку, стараясь сдержать слезы, но они все равно скатываются по ее щекам.
– Кирилл Сергеевич, вы бы отошли, – смотрит на меня Тамара Аркадьевна, настроив аппарат, и вздыхает, когда я отмахиваюсь. – Ну хоть фартуком пах прикройте – вам еще детей рожать. Беременности нет?
– Нет, – усмехаюсь и тянусь за фартуком, хотя последнее она спросила не у меня.
– Нет, – выдыхает Елена Александровна и трясется в молчаливых рыданиях с новыми силами.
– Надо тебе успокоительного вколоть, – вздыхаю, провожая взглядом медсестру. – От бешенства вакцины все равно закончились.
– Не шевелимся, – раздается голос из динамика.
Захожу в кабинет, смотрю снимок и возвращаюсь к проверяющей. Молча беру ее сапог и ее саму на руки.
– Перелом? – шепчет она так тихо, будто боится услышать ответ.
– Нет. Повезло. – заношу ее к себе и, усадив на диван, достаю из тумбочки эластичный бинт.
Присев на корточки, бинтую травмированную щиколотку, поглядывая на притихшую Елену Александровну.
– Полис с собой? – встаю и хмуро смотрю на нее.
– Зачем? – поднимает она на меня глаза, и я замечаю в ее взгляде усталость.
– Больничный открыть, – развожу руками.
– Я не пойду на больничный, – качает Елена Александровна головой и неловко встает, но, попытавшись сделать шаг, тут же шипит от боли и упирается ладонями в диван.
– Послушай, фурия,.. – нахмурив брови, смотрю на ее попытки передвигаться на мысочке, – ты бы связки пожалела. Тебе покой нужен. В идеале: даже кресло-каталка на пару дней. Давай-ка ты в больничке у нас полежишь?
– О, спасибо за великодушие, – усмехается проверяющая и распрямляется, допрыгав до края дивана и изрядно запыхавшись, – но в вашей больничке мне меньше всего хочется оставаться. Я боюсь, что одной ногой тогда не ограничится.
– Ну, могу зафиксировать тебя, как деда, чтобы не убилась, – вздыхаю и, поймав на себе ее яростный взгляд, ухмыляюсь и выхожу из кабинета.