Как приходит глория мунди - стр. 10

– Все. Все девять полотен, – объявил Филипп, усаживаясь в кресло.

Чебыкин невозмутимо кивнул, словно официант, принявший самый обычный заказ, и стал рыться в своем ноутбуке.

– Это будет, – сказал он, – двести тридцать пять тысяч баксов.

– Странная цифра, не находишь?

– Картины разные, и оценены по-разному, это ж не апельсины. Определяющим, сам понимаешь, является размер; художественные достоинства современной живописи оценить мудрено. Рейш здесь мало кому известен, но у меня на него стабильный спрос. Голландия, Германия… Последнюю его работу я втюхал за тридцать тысяч. Впрочем, торг, естественно, возможен.

– Мое предложение: сто двадцать тысяч.

– Я, конечно, заинтересован в том, чтобы ты продавал моего автора, но не до такой степени.

– Понимаю. Сто пятьдесят. Выше подняться не смогу.

– Оплата наличными?

– Чеки.

– По рукам!

Картины были сразу же упакованы в пупырчатую пленку и загружены в машину. Это заняло меньше получаса. Получая чеки, владелец галереи заглянул в бумажник Филиппа.

– Ого! – воскликнул он. – У тебя еще куча чеков. Похоже, я продешевил.

– Серьезно? А мне кажется, что это я свалял дурака. Можно было заплатить поменьше, так ведь?

– На самом деле мы оба знаем, что сделка удалась! – умиротворенно рассмеялся Чебыкин. – С тобой приятно иметь дело.

– Да, вот еще что, – вспомнил Филипп, уже на пороге. – Никола теперь будет работать со мной.

– Увы, ничего не получится. У нас с ним договор, нотариально оформлен.

– Договор?

– Ну, да. Договор должен исполняться.

– Pacta sunt servanda.

Чебыкин насторожился:

– Что ты сказал?

– То же самое, – усмехнулся Филипп, – только на латыни.

– У меня договор, – упрямо повторил Чебыкин, понимая, что иллюзии тают. Плохо, ему не хотелось расставаться с иллюзиями. Он поискал на лице Филиппа признаки сочувствия. Но не нашел.

– Я понял, у тебя договор, – Филипп задумался о подходящем случаю тактичном эвфемизме, ничего не приходило на ум. – Засунь договор себе в жопу. Все. В цирке погасли огни.

В документе, который Филипп накануне подписал с Николой Рейшем, имелся пункт о том, что все прежние договоры, подписанные художником, считаются недействительными, а претензии со стороны третьих лиц, если таковые возникнут, будут адресовываться к Филиппу. Это был типовой контракт, вполне солидный, грамотный текст, рассчитанный на то, что Никола поставит свою подпись, в присутствии адвоката (авокадо, как упорно произносил Никола), будучи в ясном сознании, восстановив свой фармакологический баланс после процедуры в ангаре. Именно так все и было сделано. Единственное, что удивило видавшего виды адвоката, да, признаться, и самого Филиппа, это то, что Никола во что бы то ни стало захотел подписать контракт своей кровью.

Группа художников, объединившихся вокруг Савелия Моисеевича Зарайского в кружок «Немолодые живописцы», была довольно разнородной. Собирались, как правило, в огромной запущенной квартире Альберта Давыдова, еженедельно, а то и чаще; иногда – у кого-нибудь в мастерской. Впрочем, не всякая мастерская могла бы вместить всех. А ведь помимо собственно живописцев приглашали поэтов, артистов, музыкантов. Бывало шумно; горячо обсуждали, спорили, выпивали, расходились обычно далеко за полночь.

– Зарайский со своим кружком выставляется в манеже в октябре. Возьмут четыре твои картины, Филипп обо всем договорился. Но ты должен понравиться Савелию, – Амалия дотронулась до своих губ черной помадой. – Думаю, с этим проблем не будет.