Как перевоспитать хулигана - стр. 32

— Ты меня боишься, — это даже не вопрос. Утверждение.

— Честно? Да. Прости, но вся эта твоя мутная история с условкой не располагает к доверию.

Никто ведь так и не в курсе того, что произошло. Обычное хулиганство вроде нарушения общественного порядка? Авария с опасностью для жизни других участников движения? Сексуальные домогательства? Варианты можно перебирать до посинения, но не зная наверняка мне с ним оставаться наедине... реально стрёмно.

— Вот именно поэтому я и переехал, — сухо кивает Руслан. — Надеялся, на новом месте удастся отделаться от старых ярлыков, но, видимо, они со мной уже до конца.

— Всё настолько страшно?

— Да какая разница? Будто если скажу, что нет — это сразу поменяет твоё ко мне отношение.

— Ты ведь можешь рассказать...

— Не могу.

— Не можешь или не хочешь?

— Не хочу.

— Разве общение не заключается в том, чтобы... общаться?

— Это можно делать и не ковыряясь в прошлом. Вполне хватит настоящего. Короче, забей. Я всё понял. Спокойной ночи.

— Стой, — окликаю его, не давая уйти. Блеск. Почему мне стыдно? — Останься. Я чая вынесу.

— Чтобы ты и дальше смотрела на меня с таким видом, будто я перерезал целый квартал девственниц?

— Главное, чтоб не травил бездомных животных. Вот за это точно не прощу.

Попытка перевести всё в шутку и смягчить обстановку не остается незамеченной. С невесёлой усмешкой Рымарь подходит ко мне, замирая напротив и протягивая руку ладонью вверх. Стоит, смотрит на меня и ждёт. Протяну я свою в ответ или нет. Пока сомневаюсь.

— Не надо бояться, — его голос впервые за наше общение мягкий и... обычный. Без снисходительного высокомерия. — Я не идеал, но и не настолько плох как ты пытаешься обо мне думать.

— Моё мнение настолько значимо?

— Оно единственное, что меня волнует.

Уоу... не надо так. Ни делать, ни говорить, ни смотреть. От этого соображалка начинает работать с перебоями, а табун мурашек проносится по позвоночнику с отбивающим в висках "тыгыдык-тыгыдык", заставляя окончательно запутаться.

Подчиняясь порыву, моя кисть замирает над его в нерешительности, долгие несколько секунд принимая решение, но всё же согласно касается пульсирующей вены на прохладном запястье. В благодарность её на мгновение сжимают, после чего, извернувшись, переплетают наши пальцы.

Какой-то слишком уж интимный момент. В десятки раз интимнее, чем когда он обнимал меня в клубе. Сколько мы так стоим? Не знаю. Долго, но когда я поднимаю глаза оказывается, что пока я, затаив дыхание, смотрела на наши руки, Руслан всё это время разглядывает... меня.

Взъерошенную после лежания, ненакрашенную и закутанную в платок тридцатилетней давности, который давно облюбовала моль. Снова становится неловко. И за свой внешний вид, и за ситуацию в целом. Торопливо разрываю тактильную близость.

— Так что? Чай? С сахаром? — спрашиваю тупо, чтобы разбавить воцарившееся молчание.

— Без.

— Сейчас вынесу.

— Если сможешь пробраться через свидетелей.

— В смысле? — вместо пояснений мне кивают через плечо, на окна первого этажа, к которым поприлепало буквально всё семейство. От стар до млад, даже папа с Буськой влез между бабулей и близнецами.

Окно на кухне тоже оккупировали любопытные моськи мамы и Ксюхи. Только Виталика с дедом и не хватает для полной коллекции, но это потому что первый ещё с работы не приехал, а второй до сих пор у гостей пасётся. Заметив, что их спалили, все скоренько тушуются, оставляя после себя шевелящуюся тюль и дрожащие жалюзи. Детский сад, честное слово.