Как остановить время - стр. 33

Да я до сих пор себя не обрел, вертелось у меня на языке, но я промолчал. Я к этому и не приблизился.

– Помни про тысяча восемьсот девяносто первый год, Том. Никогда о нем не забывай.

Он отключился, а я последовал его наставлениям. Кликнув на фото Камиллы, я мысленно вернулся в 1891 год, в тот миг, когда моя прежняя жизнь разом изменилась, стала совсем другой; я силился это осознать. Силился понять, где я очутился – в ловушке или на свободе. А может, это тогда было одно и то же?

Джеремайя Картрайт посмотрел на небо и мрачно, без тени улыбки, объявил, что собирается дождь, но, пока сухо, ему надо ехать за железным ломом. И что вернется он через час, не раньше. Я остался один и, стоя возле горна, наблюдал, как металл, накаляясь, из красного становился оранжевым. Правило «куй железо, пока горячо» верно – и для жизни вообще, – но не всякий жар годится для ковки. Надо дождаться, чтобы оранжевый цвет посветлел, превратился в яркий розово-желто-оранжевый. Вот это и есть ковочный жар. Преображающий жар. Желтый быстро белеет, и, как только он достигнет белизны, все пропало; надо смотреть в оба и не упустить нужный момент.

Я взял заготовку, положил ее на наковальню и уже приготовился ударить, когда заметил, что рядом кто-то стоит.

Женщина. Очень странного вида.

Я до сих пор вижу ее как наяву.

Лет сорока. В черной блузке и длинной черной юбке, лица не видно из-под широкополой шляпы. Что-то слишком тепло одета – июнь идет к концу, а про адский жар в кузнице и говорить нечего. Из-за тени, падавшей на лицо незнакомки, я не сразу разглядел черную шелковую повязку у нее на левом глазу.

– Здрасте. Чем я могу вам помочь?

– Все наоборот, и скоро вы в этом убедитесь.

– В каком смысле?

Она покачала головой. Слегка поморщилась от кузнечного жара.

– Никаких вопросов. Сейчас не время. Смею вас уверить, ваше любопытство будет удовлетворено. Вы должны пойти со мной.

– Что?

– Вам нельзя здесь оставаться.

– Что?

– Я же сказала: никаких вопросов.

И тут я увидел в ее руке небольшой, отделанный деревом пистолет, нацеленный мне в грудь.

– Какого черта! Вы что, спятили?

– Вы открылись научному сообществу. Есть один институт… Мне некогда давать вам подробные разъяснения. Но если вы останетесь здесь, вас убьют.

Жара в кузнице частенько приводит к временным помутнениям рассудка, горячечным видениям. На мгновение мне показалось, что я сплю наяву.

– Доктор Хатчинсон мертв, – сообщила она спокойным и непререкаемым тоном, не просто сообщая некий факт, но подчеркивая его неотвратимость.

– Доктор Хатчинсон?!

– Убит.

Короткое слово повисло в тишине, нарушаемой лишь ревом пламени в горне.

– Убит? Но кем?

Она протянула мне вырезку из «Таймс».

«В Темзе обнаружено тело врача».

Я пробежал заметку глазами.

– Вы совершили ошибку. Ни в коем случае не следовало ходить к нему и советоваться по поводу особенностей вашего организма. Он написал о вас статью. О вашем особом случае. И дал ему название. Анагерия. Статья, весьма вероятно, пошла бы в печать. Этого нельзя было допустить. Ни при каких обстоятельствах. Так что, боюсь, у Общества не было иного выхода. Он был обречен.