Как мы служили на «Гремящем» - стр. 7

Корабль то готовился к рейдовым сборам, то к смотру, то к стрельбам, то к совместному плаванию с кораблями эскадры. Чего только не было. И одно накладывалось на другое, только успевай! Блокнот для записей приказаний, указаний, распоряжений, замечаний (так называемый «ЗАПИСЬДЕЛ») с трудом вмещал в себя потоки информации от «носков, строго установленного синего или черного цвета» до «корректуры навигационных карт, запущеной с мая месяца текущего года», от «к 25 августа выучить строевую песню «Через три, через три зимы, через три, через три весны» до «Повышенных соцобязательств в честь очередной годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции». Скучать не приходилось. Идя на службу из дома, я точно знал, что получу «фитиль» за что-нибудь. Правда, точно не знал за что, но то, что это произойдет, не сомневался. Вспоминаю доходчивые слова командира: «Нам Советская власть дала достаточно прав, чтобы поставить на место любого, повторяю, любого разгильдяя. А если у вас что-нибудь не получается, моя каюта, каюта замполита для вас открыты». Это были золотые слова Офицера с большой буквы! Так, в заботах, тревогах и трудах прошел еще почти год, прежде чем мы были готовы к длительному самостоятельному плаванию, к боевой службе. А командир наш, кстати, дослужился до двух адмиральских звезд и стал заместителем командующего Северным Флотом.

И вот, 15 июня 1981 года. Торжественное построение на причале. Напутственные слова комбрига капитана 1 ранга Александра Ивановича Фролова. Оркестр, «Прощание Славянки» и в путь! На выходе из Кольского залива нас накрыл снежный заряд. Причем настолько плотный, что видимость не превышала 150 метров. Выходили с помощью радиолокатора и радиолокационной приставки «Пальма». Палуба покрылась приличным слоем снега сантиметров 5. Но через несколько часов снег просто растаял. Погода была благоприятная, даже солнышко выглянуло из-за угрюмых северных туч. За нами, как привязанная, шлепала «Марьята», норвежское судно, РЗК, всегда сопровождающая нас, для чего бы мы ни вышли в море. Обстановка на корабле устаканивалась и вошла в нормальное русло: вахта, подвахта, отдых. Несмотря на кипучую энергию командира, ему хватило ума не дергать экипаж учениями, тренировками, которых в базе хватило выше крыши, чуть ли не на всю оставшуюся жизнь. Во всяком случае, первую неделю. На рубеже Нордкап – Медвежий «Марьята» отвязалась от нас и пошла следить за нашими кораблями, как только те высовывались из Кольского залива. Между тем, были отработаны смена вахт, дежурство по низам, регулярные проверки личного состава. Повторяю, жизнь вошла в русло боевой службы.

Прошли Бискай, Гибралтар, почти обогнули западную Африку и получили задачу прибыть в Гвинею, порт Конакри. Это был мой первый заход в инпорт офицером. Интересно, конечно! Я немножко вру. Только командир может сказать, что Я заходил туда-то, все остальные могут сказать, что МЫ заходили туда-то. Так что, это был НАШ заход в Конакри, столицу Гвинеи. Стали на якорь рядом с островом Тамара, с ударением на последний слог, как и все остальное, потому что государственным языком в Гвинее является французский. На борт прибыл офицер связи от гвинейского флота младший лейтенант Жан-Пьер Кутино и сообщил, что для нашего экипажа приготовлена культурная программа: посещение острова Тамара с купанием на пляже, поездка в Киндию (местечко, где располагался советский центр по изучению тропических болезней) и много чего еще интересного. Я был офицером связи от нашего корабля, так как неплохо объяснялся на товарно-базарном английском. Но в Гвинее английский был не нужен. И моя функция заключалась в том, чтобы расплачиваться с Жан-Пьером за привезенные диковинные загадочные фрукты, вроде авокадо и гуаява, собственным одеколоном и мылом, припасенными для обмена с аборигенами. А по-русски Кутино и сам неплохо говорил, так как учился в Советском Союзе несколько лет. На следующее утро мы спустили спасательный баркас, и первая группа моряков во главе с нашим старпомом старшим лейтенантом Рогатиным Владимиром Ивановичем отправилась на остров Тамара на пляж купаться. На острове всех построили, и Жан-Пьер провел тщательный инструктаж, рассказав, что в местном лесу водится небольшая, но очень опасная змея. Называется мамба, пятиминутка или смерть всадника. Во времена завоевателей – колонизаторов эта пресмыкающаяся гадина доставляла немало хлопот именно шевалье, бросаясь на них прямо с ветвей деревьев. Лес, кстати, от пляжа, начинался всего в нескольких метрах. После инструктажа моряков отпустили, и они разбежались играть в футбол, купаться, загорать и всячески развлекаться. Прошло всего несколько минут, когда группа примерно из пяти матросов, весело щебеча под теплым африканским солнышком, подбежали к офицеру связи гвинейского флота и принесли на палке ту самую «смерть» зеленовато-черного цвета, разумеется, уже дохлую. Жан – Пьер Кутино, несмотря на вполне себе темный цвет кожи, побледнел и потерял дар речи!