Как далеко до завтрашнего дня… Свободные размышления 1917–1993. Вехи-2000. Заметки о русской интеллигенции кануна нового века - стр. 54
Мое расставание с полком сопровождалось такой попойкой, которой в истории полка, кажется, никогда не было. Даже в день Победы.
Все началось рано утром, когда нам позвонил командир полка и потребовал, чтобы я и Кравченко к нему пришли – незамедлительно! Подполковник Андрианов был, что называется, военная косточка: сын военного, он с детства был настроен на военную службу. Всегда подтянутый, стройный, молодой. Никогда не хмелел. Летал много, с удовольствием, бывал в тяжелейших передрягах. В полку все считали, что он давно должен был бы получить Героя. Но чрезмерная храбрость и военная удачливость в сочетании с самостоятельностью не очень нравятся вышестоящим.
Лет через пять-шесть я его неожиданно встретил в Ростове. И не где-нибудь, а в бане. Прохожу мимо зеркала и неожиданно вижу в нем знакомое лицо: Андрианов в кителе без погон стоит у зеркала и прихорашивается. И он увидел меня в зеркале и сразу узнал, хотя я был в костюме Адама: «Инженер, так твою растак, ты откуда взялся?»
Я быстро оделся, и мы пошли ко мне. Моя жена собрала на стол, что Бог послал – жили мы тогда очень «аккуратно», – и мы долго и славно поговорили. Вскоре после моего отъезда из полка Андрианов получил полковника и был назначен заместителем командира дивизии. Однако с ним он не поладил и был выведен за штат, а во время очередного сокращения армии демобилизован, вернее, уволен в отставку. Сейчас он работает в райисполкоме в какой-то из станиц. Но медицинская комиссия признала его годным к летной работе, и он собирался вернуться в авиацию – теперь уже гражданскую. Там он был бы при настоящем деле, так как умел летать на чем угодно, хоть на метле.
Тогда же, летом сорок шестого, он был хозяином полка, снимал хороший дом с садом и устроил в этом саду прощальный «завтрак» для своего бывшего инженера. Собрались почти все, кто остался в живых из первого состава офицеров полка. Личности колоритнейшие – потому и выжили! И настрой у всех был соответствующий: по моему теперешнему разумению, неисправимые мальчишки, несмотря на иконостасы орденов и уже совсем не мальчишеские звания. И какие мальчишки! Действительно, цвет русской боевой авиации. И я был горд, что они собрались ради меня.
Но «завтрак» у командира – это было только легкое начало, если угодно, разминка перед настоящим «боем». А дальше пошла круговерть. К ночи целой толпой поехали на станцию Крустпилс, откуда уходили поезда в Москву. Там продолжали пить и куролесить. На вокзале к нашей компании присоединился какой-то артиллерийский майор, который тоже куда-то ехал. Его очень быстро довели до нашей общей кондиции.
Поезда тогда ходили плохо. А поезд, на котором я собирался уехать, и вовсе не пришел. Вместо него пришел эшелон, в составе которого было два-три классных вагона. Но мои друзья сумели нас на него устроить. Более того, для меня и майора раздобыли даже отдельное купе – авиация все может! Я вошел сам, майора – внесли.
Проснулся я поздно. Поезд где-то стоял. Майор храпел на соседнем диване. На столе чья-то услужливая рука приготовила бутылку водки, краюху черного хлеба, два огурца и кусок сала – очаровательный натюрморт, достойный кисти голландцев. И очень уместный после вчерашних проводов.
Поезд стоял, видимо, уже долго. На перроне ни души, в вагоне тишина. Я растолкал майора и сказал первое, что мне пришло на ум: «Вставай, майор, водка стынет. Уже Великие Луки». Майор поднялся, посмотрел на меня, явно не узнавая, а потом: «Какие Великие Луки, мне нужно в Виндаву». Он схватил свой вещмешок и выкатился на пустой перрон. Меня всю жизнь мучает неразрешимый вопрос: доехал ли мой майор до Виндавы, по-латышски Вентспилс?