Как блудный муж по грибы ходил - стр. 85
– Требую продолжения прений! Мы возмущены…
Расходились поздно, до тошноты наоравшись и напринимав ворох резолюций и открытых писем.
– Ну и как тебе человечинка? – спросил Башмаков Каракозина.
– Дерьмо!
На следующий день госпитализированный в кремлевскую больницу Р2Д2 отрекся от престола «в связи с пошатнувшимся здоровьем и необходимостью закончить научную монографию». Срочно созвали общее собрание, чтобы по новомодному поветрию выбрать директора. Кандидатов было двое – Докукин и Каракозин, но Рыцарь Джедай после двухчасовой беседы в горкоме партии отказался.
В своей тронной речи Докукин пообещал, что скоро у каждого сотрудника НПО «Старт» будет на даче по три холодильника, а для начала – в альдебаранском буфете появится свежее пиво.
Народ заликовал.
Каракозину многоопытный Докукин великодушно предложил организовать и возглавить Комитет научных работников в поддержку перестройки и ускорения (КНРППУ). После этого Джедай совершенно забросил работу и даже обивку дверей, редко появлялся в лаборатории, организовывая митинги, собрания, шествия.
Однажды он зазвал Башмакова на заседание политсовета Краснопролетарского Народного фронта. Когда вечером они подошли к обсаженному голубыми елями белоснежному зданию райкома, на ступеньках уже толпились несколько неважно одетых молодых людей. Один из них, одетый чуть опрятнее других и похожий на хмурого, начитавшегося взрослых книжек ребенка, опирался на металлический костыль.
– Верстакович, председатель политсовета фронта, – представился он и значительно пожал Башмакову руку. – Кандидат исторических наук.
– Башмаков, начальник отдела… Кандидат технических наук.
– Хорошо, что вы с нами! – строго похвалил Верстакович и пытливо поглядел в глаза Олегу Трудовичу. – Техническая интеллигенция – движущая сила нашей революции. Рабочий класс куплен или спился. Крестьянство деморализовано и генетически ослаблено. Гуманитарии отравлены марксистской идеологией. Остаетесь вы – техническая интеллигенция.
– Олег Трудович и в райкоме работал! – гордо наябедничал Каракозин.
– Замечательно. Нам очень нужны люди, знающие аппарат! Мы не имеем права на ошибку. Сапер обязан знать устройство мины, которую собирается обезвредить…
Тем временем по ступенькам спустился маленький лысый юноша в затертой курточке. В глазах его стояли слезы, а губы тряслись:
– Ну вот…
– В чем дело? – Верстакович нахмурил детские брови.
– В комнате, которую нам обещали, занятия!
– Какие еще занятия?
– Кружок кройки и шитья…
– Ах вот, значит, как! – Председатель Народного фронта от волнения стал грызть ногти. – Этого следовало ожидать. Идет борьба! Номенклатура без боя не уйдет. Завтра же утром буду звонить в горком партии! А сегодня… сегодня проведем совет прямо здесь!
Верстакович указал костылем на лавочки, расставленные вокруг ухоженной клумбы, по которой алыми цветами была высажена надпись: «Слава КПСС!» Посредине клумбы высилась давно не мытая ленинская голова на мускулистой борцовской шее. Вождь строго и проницательно смотрел вдаль, не замечая возмутительной надписи, сделанной синей аэрозольной краской на гранитном пьедестале: «Коммуняки – бяки!»
Башмаков вспомнил почему-то, как однажды сурового Чеботарева во время торжественного митинга внезапно ознаменовал голубь, наклевавшийся, вероятно, чего-то несвежего. Но краснопролетарский лидер, не заметив, продолжал вдохновенно ораторствовать, а слушатели едва удерживались от смеха. Вдруг Чеботарев ввернул в свою речь какую-то чугунную трибунную шутку – и народ зашелся в таком надрывном нескончаемом хохоте, что первый секретарь даже победительно обернулся к свите – мол, знай наших. Потом свита долго трусила указать не остывшему еще от митинговой вдохновенности Федору Федоровичу на досадный голубиный аксельбант. Выручила райкомовская старушка-уборщица. Завидев первого секретаря, она всплеснула руками: