Кадын - стр. 66
В один такой вечер, когда были у отца гости, в дверь постучали. Служанка открыла и сказала мне, что пришла Согдай. Я с удивлением вышла ей навстречу.
– Что ты? – спросила, вглядываясь в ее лицо. Но по глазам поняла, что ничего не случилось, и впустила: – Войди.
Мы сели недалеко от двери, чтоб не мешать гостям. Согдай с любопытством оглядывала дом.
– Я хочу, чтобы ты меня научила его точить, – сказала она наконец, протягивая мне меч. – Мать, как ты знаешь, не воин, а у отцовой жены просить не хочу.
Это был хороший боевой клинок, короткий и в меру тяжелый, лучший для конника, но уже не новый, местами ржавый, видно, давно им не пользовались.
– Разве ты не умеешь?
– Обычные ножи умею точить, оружие – нет.
– Сейчас гости у отца. Пришла бы днем, я б показала.
– Я завтра приду.
– Хорошо, – я кивнула, но не выпускала меча из рук. У основания клинка были округлые морды рыси, а рукоятка в виде сплетенного в косу конского хвоста, как заплетают боевым коням. – Откуда он у тебя? Какого он рода?
– Нашего. Мне брат подарил.
– Ты говорила, у матери твоей только дочери.
– Да. Это сын родного брата отца. Он еще просил меня тебе передать, – сказала вдруг Согдай, хитро сощурившись, – что зря от него прячешься. Он свое обещание помнит, а знакомство с ним тебя сил не лишит. Так, кажется, сказал.
Я вспыхнула. Сначала совсем не поняла ее слов, но негодование родилось прежде, чем попыталась понять.
– Что ты говоришь, Согдай? Или о свидании передаешь мне?! Да как ты решилась на такое? Какой еще брат, нет у тебя братьев! Такие слова оскорбляют воина Луноликой!
Хотела я еще что-то сказать, но осеклась, увидев, как она испугалась: глаза расширились, а лицо стало плоским.
– Что ты, Ал-Аштара, – заговорила она шепотом и попыталась схватить мою руку, но я отдернула ее. – О чем ты, царевна? Я и не думала… нет, нет…
Гости стали на нас оборачиваться, продолжать разговор мне не хотелось, и я сказала жестко:
– Возьми свой нож и уходи. Я не хочу видеть тебя в этом доме.
Но она не двинулась, глаза ее блестели, и все старалась она мою руку схватить.
– Царевна, Ал-Аштара… Да разве я думала, что эти слова… что ты так… Нет! Ничего этого в мыслях… ни у меня, ни у него… Это Талай, Ал-Аштара! Ведь я Талаю сестра, он передать о конях мне велел… что ваш уговор помнит… что с конем тебе поможет…
Она продолжала еще бормотать, но теперь я глядела на нее и не знала, как справиться с тем, что творилось во мне. Вмиг снова предстало, как спала Согдай на груди у Талая в доме братьев Ату. За все эти дни столько раз и с такой болью, самой мне неясной, образ этот являлся, но теперь будто новым светом все озарилось. Не любовными были те объятия – это сестра на плече старшего брата спала…
Я не знала, как не закричать, не заплакать, такая радость вдруг всколыхнулась в сердце. Как девы на праздник весны кричат, новый год начиная, – громко, сильно, и столько в том боли, и радости, и зова, и необъяснимого желания, – так и во мне сейчас все кричало, и я об одном только думала, чтоб не заметила этого Согдай у меня по лицу.
Потому стала провожать ее, уверяя, что больше не гневаюсь, а Талаю чтоб передала, что встречусь с ним, как только отец разрешит взять коня из табуна. Согдай все норовила мою руку прижать к своему лбу в знак благодарности, но я отдергивала, говоря, что не к лицу ей, воину, этот жест служанки и, наконец, выпроводила.