«Качай маятник»! Особист из будущего (сборник) - стр. 92

Бухнула ракетница. Все замерли. Как только ракета догорела, двинулись вперед.

Лейтенант прошептал: «Левее надо, проход там».

Снова вперед выдвинулся Семенов. Махнул нам рукой. Поползли. Мы с Кацубой тащили за веревки немца. Уже миновали проход в колючей проволоке, уже даже успели отползти немного… Но, видно, сбились с прохода и незаметно для самих себя свернули на минное поле. Блеснул огонь, хлопнул взрыв. Сразу же вверх взлетела ракета.

Лейтенант пополз вперед. Семенов лежал недвижим.

– Кацуба, тащи немца, Колесников – Семенова, я прикрою.

Кацуба полз впереди – тащил к нашей передовой немца за веревки, которыми тот был связан. Я ухватился за ворот гимнастерки Семенова и тянул его за собой.

Немцы после взрыва мины проснулись. Сначала пулеметчики прочесали из пулеметов всю нейтральную зону, затем со всех сторон взлетели ракеты. С нашей стороны длинной очередью прошелся по немцам «максим». Звук его стрельбы нельзя было спутать ни с чем другим.

На нейтральной полосе стало светло, над нами пролетали пули – причем с обеих сторон.

Рука моя соскальзывала с воротника гимнастерки Семенова – она была мокрой и липкой. До меня не сразу дошло, что это кровь.

Разыгрался настоящий бой. С обеих сторон уже стреляли все – и пулеметчики, и пехотинцы. Да когда же, наконец, покажется наша траншея?

Я уже выбился из сил, как неожиданно свалился кулем в траншею. Двое пехотинцев помогли стащить вниз Семенова. За мной в траншею спрыгнул лейтенант.

– Где Кацуба с немцем?

– Я не видел.

Появился командир роты.

– Здесь твой разведчик. Жив и немца приволок. Они чуть правее.

– Фух, удалось, – откинулся на стенку окопа Кравцов. – Дашь людей – немца и нашего в тыл унести?

Ротный выделил людей. Двое несли немца, еще двое на плащ-палатке – стонущего Семенова. Мы без сил плелись следом.

Кравцов с пленным отправился в штаб, а Семенова унесли во взвод. Собрались разведчики. На умирающего Семенова страшно было смотреть: левая рука почти оторвана, голова и левый бок – в многочисленных рваных ранах от осколков мины, залиты кровью.

Все удрученно молчали.

Явился Кравцов. Бросив автомат на стол, подошел к Семенову. Разведчик не дышал.

Кравцов стянул с головы пилотку, скомкал ее:

– Какой разведчик был! Какого парня потеряли! Эх…

Лейтенант осекся и отвернулся, скрывая навернувшиеся

слезы.

– За одного паршивого немца – пусть даже и офицера – отдали жизнь русского парня. Что за жизнь такая?! Всем отдыхать!

Нас – тех, кто был в разведке, утром не беспокоили.

Бойцы взвода выкопали могилу. Семенова переодели в чистое из его вещмешка, завернули в плащ-палатку и похоронили. Выпили фронтовые сто грамм, потом Кравцов принес еще водки. Эту мы выпили не чокаясь.

Кравцов поднялся:

– Пойду в штаб, похоронку писать надо.

Бойцы посидели и стали расходиться: кому надо в караул, кому – по служебным делам.

Меня после выпитого, да еще натощак, после бессонной ночи слегка развезло. Опершись локтями на стол, я тихонько запел песню Владимира Высоцкого, – времен моей молодости:

%%%На братских могилах не ставят крестов,

И вдовы на них не рыдают,

К ним кто-то приносит букеты цветов,

И вечный огонь зажигает.

Здесь раньше вставала земля на дыбы,

А ныне – гранитные плиты,

Здесь нет ни одной персональной судьбы,

Все судьбы в единую слиты…

У входа кашлянули. Я поперхнулся и замолк.