«Качай маятник»! Особист из будущего (сборник) - стр. 68
– Мутит меня.
– Значит – под крикаином. – Врач коротко хохотнул.
Ногу полоснуло болью. Я застонал.
– Терпи, боец.
Звякали инструменты. Когда же кончится эта пытка? Больно!
– Держи, боец.
Врач вложил мне в руку кусок рваного железа:
– Осколок из ноги, полюбуйся.
Я скосил глаза на ладонь – через стоявшие в них слезы
осколок выглядел неясным красно-черным пятном. Теплым и тяжелым…
Потом на кожу головы стали накладывать швы. Острая кривая игла раз за разом вонзалась в неподатливую кожу, я громко стонал, собирая уходящие силы, чтобы не потерять сознание – не дай бог никому испытать подобную экзекуцию вживую! По брякнувшим на поднос инструментам понял – вроде бы конец моим мучениям. Перебинтовали голову и ногу.
– Все, уносите. Следующего давайте.
Санитары сгрузили меня на носилки и занесли в большое помещение. Наверное, раньше здесь спортзал был – у одной стены желтела шведская стенка. Меня переложили на матрас на полу, и я отключился.
Пришел в себя уже к вечеру. Понял это по темным окнам. Во рту все пересохло, язык – как наждак. Я попытался повернуться на бок – спина совсем затекла и вскрикнул от острой боли в ноге. То, как меня оперировали, я еще помнил, но как попал сюда, в госпиталь, не представляю – полный провал памяти, просто черное пятно.
Подошла медсестра, пощупала лоб:
– Жара нет. Пить хочешь?
Я слегка кивнул. Сестричка приподняла мою голову и поднесла к губам кружку с водой. Я напился. Боже, какое удовольствие – попить простой воды!
– Судно подать?
Я вначале и не сообразил, а когда понял вопрос, замотал головой:
– Не надо. Сестра, я где?
– В госпитале, миленький, в Вязьме. Лежи, набирайся сил.
Дня через два голова перестала кружиться и болеть. Я даже присаживался на матрасе, опираясь спиной о стену. В большом зале лежало, наверное, около сотни раненых. Сновали медсестры, делая уколы и раздавая таблетки. Ходили с носилками санитары, приносили вновь поступивших и уносили умерших. Я заметил, что умирали почему-то чаще всего ночью, и утром санитары, делая обход зала, выносили, прикрыв простыней, одного-двух-трех умерших. Столько смертей и страданий сразу, вот здесь, совсем рядом, я еще не видел. Но и чувства страха, брезгливости не было. Коли есть раненые, будут и умершие. Есть жизнь и есть смерть, как печальный, но неминуемый итог жизни.
Молодой организм быстро восстанавливался. Я ел, много спал, понемногу двигался. На пятый день уже ковылял, хватаясь за стену.
На шестой день город подвергся бомбардировке. Тяжело груженные бомбовозы люфтваффе низко кружили над городом и сбрасывали бомбы. Они рвались рядом, но в госпиталь не попала ни одна. Наверное, у гитлеровских летчиков были цели поважнее.
А следующим днем забегали медсестры и санитары, стали выносить всех лежачих. Среди раненых пронесся слух об эвакуации. Дошла очередь и до меня. Вещей у меня не было, следовательно, и собирать нечего. Один из санитаров поддержал меня справа – со стороны раненой ноги, и мы направились к выходу.
Доскакал я до грузовика. Санитар подтолкнул меня, и я оказался в кузове. Грузовик тронулся. Со мной вместе ехали «ходячие» – то есть те, кто уже мог как-то передвигаться.
Мы глазели по сторонам, видели следы от бомбежек – сгоревшие и разрушенные здания. А некоторые улицы, в основном с частными домами, были на удивление целы.