К лучшей жизни (сборник) - стр. 47
Земля на хуторе была хорошая. Её удобряли навозом. Скот держали каждый по своему усмотрению. Урожаи собирали, по сравнению с деревенскими, в 2–3 раза больше.
Однажды летом, в паровую вспашку, на полях хуторян появилось для того времени «чудо». Из Богородского совхоза пришел колесный трактор. Тракторных плугов тогда ещё не было, делали сцепку из трёх конных плугов.
Когда шел трактор, в каждой деревне смотрели на него, как на какое-то зрелище, а когда трактор шел на поле из деревни Ёлкино, три версты толпа народу шла за трактором до самого поля. Интересовались, как он будет работать, не примнёт ли он землю огромными колёсами.
Василий вместе с толпой стоял на краю хутора, ожидая трактор. Вскоре послышался надрывный вой и гул мотора рядом в распадке. Тракторист не погнал машину по дороге, а срезал путь.
Григорий Куликов взвыл:
– Ну, сукин сын, завязнет! Придется всем хутором вытаскивать. Напрямик, через ручьи и грязь, где и на телеге-то не проскочишь.
Толпа облегченно вздохнула:
– Не завяз.
Машина вырвалась из кустов, вся по уши в грязи. Подъехала к толпе крестьян и остановилась, громко урча мотором.
Любопытные щупали руками трактор, тракторист, покрытый дорожной пылью, в шлеме и очках, глядя на любопытных, смеялся, пускал газы, и люди разбегались от трактора.
Когда пустили плуга в работу, народ пошёл следом, щупал землю, мерил глубину пласта. Удивлялись: Вот это пахота, вот это конь, тянет за трех лошадей, да и глубину не сравнишь с конной пахотой.
За шесть лет существования хутора крестьяне окрепли, стали жить зажиточно.
Терентий развел на подворье овец. В семье было всегда мясо. Из шерсти стали вязать рукавицы, носки, катали валенки. Шкуры выделывать старались хорошо. Из них шили себе шубы, душегрейки. Часть шкур Терентий отвозил в Воскресенск, на кожевенный завод. Оттуда привозил хром, из которого шили кожаные тужурки, пальто, сапоги.
Однажды в Воскресенском Василий увидел бродячих артистов. В окружении толпы они показывали акробатические номера. Публика им дружно аплодировала. Василий из вежливости, чтобы не отличаться от других, тоже ударил несколько раз в ладоши. Нечаянно повернул голову и вдруг, ничего не понимая, не веря глазам, увидел обернувшееся к нему оживленное милое лицо Насти. Анастасия сейчас же, правда, отвернулась и стала смотреть на артистов. Но Вася подвинулся к ней вплотную, притронулся ладошкой к ее руке. Она обернулась и заулыбалась. Публика захлопала, зашумела. Они, переполненные ощущением значительности происшедшего, простояли до окончания представления, не поворачивая головы, не смея посмотреть друг на друга.
Потом они пошли по улице. Она спрашивала о чем-то, он отвечал. Он спрашивал, отвечала она. И ему, и ей хотелось и хотелось спрашивать. И они говорили без умолку, не замечая ни времени, ни окружающего люда, хотя на них мало кто обращал внимания.
– Мой отец малограмотный, он и мои братья всю свою жизнь работали для того, чтобы я умел писать и читать. Я читаю книги, знаю много стихотворений. Да не просто читаю, я люблю читать книги. В школе не любил только «Закон Божий», не понимаю я его. А ты в Бога веришь? – спросил Василий.
Анастасия не стала прямо отвечать на вопрос, а начала издалека:
– Книги, они для души, для ума, чтобы ум был образованным и разносторонним. А вера Христова – для духа. И это, я думаю, впереди тела. Бабушка моя была верующая, да и мама тоже. А верующая ли я – то вряд ли. Я теперь, Вася, – комсомолка. Но я знаю, что верующие люди – хорошие люди. И бабушка моя была хорошая, и мама.