Израненное сердце - стр. 20

Данте погружает свое лицо еще глубже в мои самые интимные места. Своими большими грубыми пальцами он ласкает, прижимает и доводит меня именно туда, куда хочет.

Оттого, что я стою внаклонку, кровь приливает к моей голове. Когда я начинаю кончать, мне кажется, что сосуды в голове лопнут. Перед моими закрытыми глазами взрываются фейерверки, и я не знаю, кричу ли я так же громко, как тогда в моей спальне. Боже, я надеюсь, что нет.

Оргазм накатывает на меня еще мощнее, чем раньше. Я готова обрушиться на землю, но от падения меня спасают крепкие руки Данте, обхватившие меня.

Парень прижимает мое обмякшее тело к своей твердой и мощной, как дуб, груди.

Когда ко мне возвращается зрение, Данте помогает мне надеть платье. Трусики растворились в ночи.

– Тебе понравилось? – спрашивает он.

– Да, – отвечаю я самым вежливым своим тоном. – Было очень мило.

Данте хохочет. Я впервые вижу его смеющимся – его смех похож на глубокий рокот, вибрирующий в груди.

– Хочешь прокатиться? – предлагает парень.

– С удовольствием.

Я веду Симону к машине. Это просто старый «Форд-Бронко», серый и видавший виды. В моем деле яркие тачки ни к чему. Лишнее внимание мне не нужно. К тому же в маленькую спортивную машинку я и не влезу.

Похоже, Симона ничего не имеет против. На секунду она замирает у двери, не касаясь ручки. Я понимаю, что девушка ожидает, пока я открою.

Я тянусь, чтобы взяться за ручку в ту же секунду, что и она, и мы сталкиваемся. Я едва ли это заметил, а вот Симона чуть не упала. Она краснеет и произносит:

– Прости, это было…

– Нет, все в порядке, – отвечаю я.

Я никогда раньше не открывал перед девушкой дверь. Мне просто не приходило это в голову.

Я не из тех, кто ходит по свиданиям. Я скорее из тех, кто напивается в баре и снимает первую подмигнувшую мне барышню.

Я люблю женщин примерно так же, как бургеры, – если я голоден и поблизости есть бургер, то я его съем.

Симона не бургер.

Симона – обед из десяти блюд для кого-то, кто не ел полвека.

Она могла бы возродить меня к жизни, если бы я умирал.

Девушка забирается на пассажирское сиденье, оглядывая потрескавшиеся кожаные кресла, потертый руль и фенечку, свисающую с зеркала заднего вида.

– Что это? – спрашивает Симона, указывая на нее.

– Это браслет дружбы. Его сплела моя младшая сестренка. Но она делала его под размер своего запястья, так что мне он не подошел, – хмыкаю я.

– У тебя есть сестра? – удивленно спрашивает Симона. Можно подумать, она была уверена, что меня вырастили горные тролли.

– Ага, – отвечаю я, переключаясь на задний ход. – У меня есть младшая сестра и двое братьев.

– Ого, – выдыхает Симона. – Я всегда хотела иметь большую семью.

– Ни одна другая семья не сравнится с итальянской, – говорю я. – У меня столько дядюшек, кузенов и людей, которые думают, что мы родственники, потому что наши прапрадеды были родом из одной деревушки в Пьемонте, что ими можно было бы заселить целый город.

– Ты всегда жил здесь? – спрашивает Симона.

– Всю свою жизнь.

– Я официально завидую.

– О чем ты? Ты объездила весь свет.

– И нигде не была своей, – отвечает девушка. – Можешь себе представить, что у нас никогда не было собственного дома? Мы всегда арендуем эти роскошные дворцы… но только на время.

– Тебе стоит побывать у меня дома, – говорю я. – Он такой старый, что, должно быть, уже пустил корни.