Изобличитель. Кровь, золото, собака - стр. 10
Тогда? Жениться разве что на богатой наследнице и зажить словно кум королю? Во-первых, Ахиллесу такое казалось жуткой пошлостью, а во-вторых по его наблюдениям, отцы здешних богатых наследниц отнюдь не горят желанием выдавать дочерей за офицериков без состояния и карьерных перспектив. У всех еще на слуху печальный пример поручика Желихова, посватавшегося к дочери одного из здешних крупнейших торговцев шерстью, полета Зеленова, только в другой области. Пылкой любви там не наблюдалось, однако девушке поручик был отнюдь не противен. Вот только ее родители имели на сей счет свое мнение, и Желихов, попович без гроша в кармане, был в моральном плане прямо-таки с лестницы спущен… Одним словом, полный жизненный тупик. Тоска заедает, когда представишь, что на долгие годы будет одно и то же: занятия в роте, выпивка в офицерском собрании, провинциальные балы… Даже если его куда-то и переведут, то наверняка в такое же захолустье, если не хуже. Здесь как-никак губернский город – а можно угодить и в жуткую дыру, вроде столь живописно описанной литератором Куприным в его недавно вышедшем романе «Поединок». Словом, куда ни кинь – всюду клин…
В безрадостных раздумьях он и не заметил, как дошел до места своего расквартирования. Открыл калитку и вошел во двор солидного дома с мезонином, когда-то сложенного на века из необхватных бревен, возле которого скромненько приютился снятый им флигелек. С его деньгами Митрофан Лукич Пожаров давно мог бы возвести хоромы и кирпичные, но он упорно держался за дедовское домовладение и новшеств, как многие его собратья по ремеслу, не любил.
Здоровенный лохматый Трезор, гремя цепью, бдительно вылез из будки, но узнал Ахиллеса и, вильнув хвостом, вновь вернулся в свою резиденцию. А на лавочке у крыльца, такой же старой, из потемневших плах, восседал сам хозяин. Завидев Ахиллеса, он воззвал доброжелательно:
– Ахиллий Петрович, отслужили? Турецкую папиросу не желаете ли?
Именно так он весь этот год имечко квартиранта и произносил. Ахиллес давно притерпелся – тут не было, в отличие от Ванды, ни вышучивания, ни насмешки. Ну вот никак не удавалось Митрофану Лукичу, гимназий не кончавшему, правильно выговорить, и все тут. Благо хозяева относились к Ахиллесу со всем радушием, частенько звали обедать и ужинать, обижаясь в случае отказа, приглашали всякий раз, когда отмечали праздники. Он понимал, в чем тут дело: единственный сын Пожаровых давно вырос и довольно успешно занимался коммерцией в далеком Ташкенте, молодой человек в доме – ну, пусть во флигеле – им сына малую чуточку заменял. Лукерья Федоровна его откровенно опекала и даже дважды пыталась подыскать невесту из своего, купеческого сословия.
Словом, с хозяевами он жил душа в душу. А потому охотно присел на нагретую клонящимся к закату солнцем скамейку, и Митрофан Лукич протянул ему раскрытую деревянную коробочку:
– Вот, угощайтесь, Ахиллий Петрович, вчера получены…
Прикурив, Ахиллес присмотрелся к хозяину. Если применить дедуктивный метод, можно сделать интересные выводы…
– Как у вас дела в полку? – поинтересовался купец.
Небеден был Митрофан Лукич, ох небеден. В миллионщики не выбился, но его бакалейная лавка выглядела большим магазином не только по здешним меркам, да вдобавок купец имел долю в одном из первогильдейских товариществ, торговавших поташом на широкую ногу.