Изнанка счастья - стр. 11
Марсель застала отца уже изрядно выпившим, глянула со стыдливой досадой, садясь за стол. Однако Николай Петрович ее досады не заметил вовсе, потянул руку, намереваясь погладить по голове:
– Ух ты, какая… А как выросла-то, доченька. Встретил бы, не узнал. И глазки мамкины, зеленые, как трава, и личико беленькое. А родинка на виске моя отпечаталась, гляди-ка! И веснушки на носу никуда не делись.
– Не надо, папа. Пожалуйста… – отстранилась от его неуклюжей ласки Марсель.
– Ну не надо так не надо. Как скажешь. Стыдишься отца, да?
– Нет, почему, – нервно пожала плечами девушка, отведя взгляд.
– Стыдишься, стыдишься. Что я, не вижу? Все вы меня стыдились. И бабка твоя, и мать.
– Не надо сейчас про маму, папа. Пожалуйста.
– А я чего? Я ничего. Я только правду. Да я и не обижаюсь, чего ты. Что было, то быльем поросло. Видишь, приехал вот. Попрощаться с твоей мамкой по-человечески, с похоронами помочь. И денег привез, хоть и немного, но сколько собрал. А если что не так сказал, ты уж извини меня, дурака. Я всяким душевным тонкостям не обучен, сама знаешь. Да еще и устал с дороги. Я ведь после ночной смены не спал, сразу на вокзал помчался. Голова уже ничего не соображает. Того и гляди, засну прямо за столом.
Марсель кивнула, глянула на Леонида Максимовича, будто просила помощи. Тот с готовностью поднялся из-за стола:
– Сейчас я раскладушку принесу и белье. Его и впрямь уложить надо.
– Да, если можно… – виновато улыбнулась Марсель – Понимаете, ему совсем пить нельзя, он сразу такой становится. Неловкий…
– Ну да, ну да. Неловкий я, говоришь? Ишь. И ты такая же выросла, я вижу, – горько вздохнул Николай Петрович, пытаясь положить подбородок в подставленный ковшик ладони. Но попытка не удалась, и подбородок скользнул мимо, отчего Николай Петрович вздохнул и того горше: – Да, ты такая же, как твоя бабка. Тоже меня презираешь. А я вот приехал, между прочим. По первому зову приехал! А ты гордая, да?
– Пап. Ты вставай из-за стола и раздевайся пока. Я быстро постелю, и спать ляжешь, – устало проговорила Марсель и поморщилась болезненно.
Так и сидела потом – с тенью болезненности на лице, пока Леонид Максимович возился с раскладушкой. Хотела было помочь отцу, но тот запротестовал:
– Не надо, я сам… Я вот лягу сейчас и спать буду, и не услышишь меня… Надо же, гордая какая… А я вот приехал…
Вскоре его бормотание стихло, сменившись тяжелым храпом. Леонид Максимович вздохнул, сел напротив Марсель, спросил сочувственно:
– Ты голодная, наверное? Хочешь, пельмени сварю?
– Нет, я не голодная. Правда.
– Ну, тогда давай докладывай, чего ты там набегала. Завтра вместе побежим, завтра у меня свободный день. А похороним мамку твою, стало быть, послезавтра. Ишь, как папаня твой храпит, по самое ничего пробирает!
– Простите, Леонид Максимович. Столько вам хлопот.
– Да ладно, ничего. Вся наша жизнь – сплошные хлопоты. Рождаемся – хлопочем, живем – хлопочем и умираем – тоже поневоле хлопочем. Слушай, я ведь так у твоего папаши и не спросил. Давно вы не виделись-то?
– Пять лет уже. Я ж вам рассказывала, помните? Он приехал, куклу привез. И так же удивлялся, что я уже большая. А бабушка его прогнала, так что мы толком и не виделись.
– Ничего себе. Так он, выходит, тебя девчонкой помнит? Хотя ты не особо изменилась, наверное.