Изменение - стр. 5
Кому может быть выгодна вражда наших кланов? Впрочем, все кланы враждуют, а вот недоверие в бою… Разве что Дрг'шрахст. Во-первых, у них старая обида на отца – в последнем Завоевании он положился не на их мнение, оказавшееся ошибочным, а на слово мягкотелых химан. Это серьезное оскорбление, кроме того, Дрг'шрахст единственные, кто считает союзников недостойными стоять рядом с нами на вершине Массгхра – священной горы нашего народа.
Значит, если это действительно они, то смысл нападения – стравить наши кланы, чтобы мы оказались уничтожены, а затем взять власть в совете кланов. Зачем это может быть нужно? Убить «союзников»? Непонятен мотив именно такого хода. Нужно посоветоваться с Варамли, а пока я замечаю щель в защите, понимая, что она не просто так появилась, и делаю то, что тренирующий меня наставник совсем не ожидает, – резко бью в голову, вкладывая все силы в удар. Громко звенит сигнал окончания боя, в тренировочный зал вбегают медики, но в этот раз они уносят не меня.
Теперь можно возвращаться к тому, кто не хочет меня мучить. Наставник Варамли очень многому меня научил, именно к нему я сейчас направляюсь. Он же меня научил, как не отказаться от еды после того, что я услышал. Мясо бы убили в любом случае, а разделить его судьбу я не хочу, поэтому, пока есть возможность… Ладно, о чем я думал? О том, что кланы стравить хотят.
– Здравствуй, наставник, – совершаю я ритуальный поклон, стараясь не показать, как я ему, на самом деле, рад.
– Здравствуй, ученик, – отвечает он мне таким же полным холода пустыни З'рах’шк’др голосом. Но я вижу, он мне рад, даже очень.
Именно Варамли мне когда-то поведал, что кроме отца бывает еще и мать. Он рассказывал мне о том, что такое настоящая мама, и я плакал оттого, что подобного у меня никогда не будет. Кхрааги рождаются из яиц, отложенных самками нашего народа. Откуда берутся самки, я не знаю, но их жизнь заканчивается, стоит только появиться яйцу – они погибают. Сами или… Я не хочу этого знать. Самку нашего народа я еще ни разу не видел, но вот такую маму, понимающую, ласковую, защищающую, я бы хотел узнать. Жаль, что это невозможно.
– Ты хочешь что-то рассказать, – произносит Варамли. – Пойдем…
Он все понимает и многое чувствует, уж не знаю как. Возможно, это расовая особенность, хотя точно сказать нельзя. Наставник ведет меня к водопаду, там нас не услышат и мало кто увидит. Темный коридор стремится вверх, время от времени попадаются факелы, да в темных нишах кто-то шевелится. Это или стража, или ар’хиды, не самые безобидные членистоногие, но на двоих они точно не нападут – трусливы.
Шум водопада становится все громче, когда мы оказываемся на открытой площадке, и я с ходу начинаю рассказывать наставнику о том, что пришло в мою голову во время тренировки. Как он учил, даю расклад по кланам, заставляя его задуматься, а затем Варамли чуть улыбается, будто поняв что-то иное.
– Подумай, – предлагает он мне. – Нам предоставили катер вождя. Узнать, что в катере мы с тобой, не могли: он никому не любит докладывать. Что это значит?
– Вызов на поединок, – негромко произношу я, понимая, что картина теперь складывается. – Но ведь его там не было!
– Вместо вождя напали на младшего, что по вашим правилам недостойно, – кивает он в ответ. – То есть потеряли лицо, и провокация хлопнулась. Но ты скажи мне, откуда они могли знать, что твой отец готовится вылететь?