Измена. Я подарила ей жизнь - стр. 20
— Не переживай, — подхожу к маме вплотную. Выплевываю в лицо, больше не сдерживаюсь. Не вижу смысла. — Я не задержусь здесь дольше положенного.
— И не смей больше работать врачом, — долетает мне в спину, когда я иду собирать свои вещи, которые толком даже не разобрала. — Таких, как ты, нельзя подпускать к людям.
На мгновение прикрываю глаза, вспоминая, как буквально на прошлой неделе спасла малыша, у которого вокруг шейки была обернута пуповина. Я не монстр! Нет! Мама ошибается.
Холодный пот скатывается по спине. Мне нужно пять минут, чтобы запихать вещи в чемодан и взять своего старого плюшевого мишку. Он уже потрепался, но когда-то давно мама с папой подарили мне его, и он до сих пор жил в этой комнате. С ним мне хотя бы не будет одиноко.
Когда выхожу в коридор, мама стоит в дверях кухни, сжав руки на груди. Ее тяжелый взгляд пронзает насквозь. Чувствую себя идущей на эшафот. Хмыкаю. Молча обуваюсь и также молча выхожу из квартиры.
— И чтобы духу твоего здесь больше не было! — цедит мама, а после дверь с грохотом закрывается за моей спиной.
Вот так, все, что было мне дорого, выскользнуло у меня из рук, словно песок, который я всеми силами пыталась удержать.
— Ну и ладно! — пожимаю плечами, глядя в черные глазки горчичного цвета мишки.
Выхожу на улицу и иду куда глаза глядят. Чемодан прыгает на асфальте, наезжая колесиками на камешки.
Идея приходит незаметно. Не сразу ее улавливаю, но когда она оформляется к голове, торможу и тут же вызываю такси, которое увозит меня на железнодорожный вокзал. Там сажусь на электричку, и еду в Подмосковье. В Москве меня все равно никто не держит, а там есть человек… даже два, которые, я надеюсь, по-настоящему любили меня, и у которых я давно не была.
Стоит выйти из поезда, снова заказываю такси и еду на… кладбище. К бабушке Нине по отцовской линии. Я настолько в отчаянии, что мне нужно выговориться хоть кому-то, а она меня выслушает. Всегда выслушивала.
Тишина кладбища кажется настолько густой, что я буквально чувствую, как она оседает на коже. Я иду по асфальтовой дорожке, которую уже лет двадцать никто не ремонтировал. Вдоль нее тянутся старые толстые деревья. Воздух прозрачный и холодный, но он другой… не такой, как в Москве. Им словно невозможно надышаться, поэтому вдыхаю его как можно чаще.
Вокруг никого нет. Лишь разнообразные надгробия безмолвно провожают меня. Рядом с бабушкиной могилой стоит неизменный клен, который роняет на землю багряные и золотые листья.
— Прости, бабуль, я сегодня без цветов, — дотрагиваюсь до серого холодного гранитного памятника. Он слегка влажноватый от осенней сырости. — Давно не виделись, — я всегда с ней разговариваю, когда приезжаю. Меня это успокаивает.
Стараюсь не смотреть в бок, но взгляд все равно тянется туда. Там, рядом с тем самым кленом, растущим прямо в пределах ограды, примостилась маленькая могилка. Мой малыш… мой мальчик. Мы так и не дали ему имени, потому что спорили с Игнатом на эту тему до самого конца, а потом… уже не было смысла. Но мое сердце все равно постоянно тянется к нему, хоть это и тяжело.
— Привет, милый, — все-таки не выдерживаю, подхожу к могилке, присаживаюсь перед ней, кладу руку на рассыпчатую землю. Маленький ангелок стоит рядом с коричневым крестом. — Мамочка сегодня без папочки, — чувствую, как слезы текут по щекам. — Но ты не переживай, все хорошо. Он в полном порядке. А ты как там? Я очень по тебе скучаю.