Измена. Я (не)скоро умру - стр. 10
– Ну хорошо, – пожимает муж плечами. – Ты подумала насчёт того, что я тебе говорил?
– Ещё думаю. И у меня к тебе встречное предложение. – Краем глаза я замечаю Алису. Затаилась у приоткрытой двери.
– Какое? – Пальцы Генриха сжимаются на моей талии.
– Ты составишь точно такое же завещание на меня.
– Зачем? Ведь я… – Муж подбирает слова, и я помогаю ему.
– Ты тоже не вечный, мой дорогой. Вспомни Булгакова: «Человек смертен, но это ещё полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чём фокус».
Генрих проходится пятернёй по волосам.
– Ты хочешь сказать…
Я много чего хочу ему сказать, но ограничиваюсь коротким советом.
– Береги сердце, дорогой.
– Я берегу.
Понижаю голос до шёпота:
– И думай хорошо, прежде чем кого-то пустить в него.
Лицо мужа покрывается красными пятнами, он бросает взгляд в сторону двери.
– Ты на кого-то намекаешь? – тихо спрашивает Генрих.
– А нужны намёки? – опираясь на стол, встаю с его колен. – Хорошего дня, Генрих.
Он рассеянно кивает мне. А я стою словно приклеенная к столу. Обратный путь мне не одолеть. Меня трясёт мелким бесом, и ноги подкашиваются. Как бы я хотела сейчас уйти с гордо поднятой головой, но один шаг, и я, на радость Алисе, рухну. Генрих ловит мой взгляд и, ни слова не говоря, подхватывает меня на руки.
– Не надо тебе было спускаться, – муж хмурится, но мне кажется настроение у него испортилось не из-за моей выходки. Что ж, может он и включит голову, не все же мозги эта пиявка у него высосала через слоновий хоботок.
Генрих поднимается в мою комнату и кладёт меня на кровать.
– Не забудь про воду, – напоминаю ему.
– Ты совсем исхудала, – качает муж головой. – Девочкой и то тяжелее была.
– Помнишь, как ты нёс меня на руках до машины после нашего первого свидания?
Лицо Генриха светлеет.
– Да, ты тогда пришла на таких огромных шпильках, что оказалась выше меня ростом. А твоё платье… Оно не оставляло места для фантазии. Мы гуляли по набережной, и парни поголовно сворачивали на тебя голову. Я сгорал от ревности и даже был рад, когда ты сняла туфли и сказала, что больше не в силах сделать в них ни шагу.
– Генрих, верни мне мой телефон.
С лица мужа слетает блаженное выражение.
– Зачем, Женя?
– Вдруг мне станет плохо! Я даже не смогу вызвать врача.
– У тебя есть кнопка. Алиса прибежит по первому зову.
– Я уже говорила, что меня не устраивает наша горничная.
– Зато я спокоен, когда она рядом… С тобой.
– Ты спишь с ней, – не могу больше сдерживаться. Мой муж, такой разумный всегда, выключает мозг, стоит заговорить об этой девчонке.
– С чего ты взяла? Конечно, нет.
– Это не вопрос, Генрих.
– Ты напридумывала себе невесть что, а потом удивляешься, почему я забрал у тебя телефон.
– Она хочет… – прикусываю язык, проглатывая «убить меня». Это прямая дорога к психиатру. Ох, рано я решила, что муж оттаял. Но что будет, если я затрону вопрос финансов? Это для Генриха тема гораздо более щепетильная, чем вопрос жизни и смерти. – Она хочет завладеть твоими деньгами. Ты не нужен ей, пойми!
Генрих садится в кресло возле окна и, ссутулившись, сцепляет пальцы. Что, дорогой ты мой человек, задела тебя за больное? Тоже не очень веришь в страсть малолетней сикалки?
Телефон Генриха клацает уведомлением, он пробегает по нему глазами, и уголки губ мужа слегка подрагивают. Он откидывается на спинку кресла.