Измена. Стеклянный мост над обрывом - стр. 30
Голос 2. Ну да, отличный урок, особенно учитывая, что возишься с ней сейчас как с принцессой.
Второй противный голос, особенно это передразнивающее «Сла-ава» сводили сума, Даня выходил курить и снова ложился. Он не витал в облаках, прекрасно осознавал, что их семейная жизнь не была идеальной, но последние пол года все как-то устаканилось, Лера все больше показывала открытость и готовность к диалогу, Даня сам научился отстаивать границы их семьи, твердо указывать на черту, которую посторонним, включая и его маму переходить нельзя. Более того, свекровь и невестка даже как-то подружились.
Все это было иллюзией? Лера не хватало эмоций, близости, чего-то еще? Мало утешало и то, что возможно случайная встреча с некогда любимым человеком вскружило ей голову. Если бы это произошло год-два-три назад, он бы не был так обескуражен, по крайней мере он знал бы, что и его толика вины в этом присутствует. Но сейчас… Даниэль даже при желании не смог бы описать свои эмоции, вернее того урагана, который временами захлестывал и убивал. Лера вчера так и не сказала ни слова о случившемся. Впрочем, он и сам хорош, начал сюсюкаться, искать фильм, в тот момент это казалось наилучшим выходом после наказания, точнее, после заслуженного наказания. Послужит ли все это ей уроком? Или придется жить, ожидая нового предательства?
…Утро обрушило на Леру шквал эмоций и мыслей. Что вчера было? Это было с ней, с ними? Стыд захлестнул с новой силой. Даня вчера наказал ее, но наказал не как преступника, а как провинившегося ребенка, значит, можно думать, что простил, все будет по-прежнему? Как стыдно, стыдно смотреть в глаза. Она заглянула под простыню, из одежды не было ничего. Осторожно потрогала попу. Вчера казалось, что боль такая сильная, кожа такая чувствительная, что ни сидеть, ни лежать на попе будет невозможно. Удивительно, но ничего почти не болело. Несмотря на это, Лера встала очень осторожно, завернулась в простынь и пошла за одеждой.
– Доброе утро, – прозвучало из кухни. Я поставил чай, умывайся.
Даня вел себя, как будто ничего не произошло. Что делать ей? Что важнее? Принять его правила игры и тоже сделать вид, что ничего не было? А может, он просто дает ей время окончательно прийти в себя, какой-никакой диалог ведь должен состояться? Как бы там ни было, надо сначала умыться, собрать волосы, а там видно будет. Лера вытащила из сумки домашнюю футболку и шорты, поймала себя на мысли о том, что взвешивает каждое слово, каждое действие. Сейчас Даня позовет пить чай. Завтракать ей пока совсем не хочется. Что будет, если она откажется? Он подумает, что она препирается? Рассердится? Надо хотя бы создать видимость, что она завтракает? Наверное, пока так действительно будет лучше.
В отличие от нее Даня жевал вчерашнюю пиццу с аппетитом.
– Выезжаем через два часа, поешь, – велел он. – Я же вижу, что ты уже десять минут не можешь осилить пол куска и делаешь вид, что пьешь чай.
– Хорошо.
– Не «хорошо», а ешь давай. Ты и вчера толком не поела.
– Даня. Я … ээ… хотела сказать… то, что я совершила… ээ… я понимаю, что это недопустимо. Мне важно знать, сможешь ли ты простить. Я … эээ… не знаю, что бы чувствовала на твоем месте. – Лера все-таки решила поднять глаза на мужа. Эмоции на его лице прочесть было сложно. Но в словах, произнесенных спокойным голосом Лера не могла не чувствовать горечь: