Измена. Спаси нашего ребенка - стр. 24
– Какой кошмар, - сокрушается, я так понимаю, тетя Валя.
– Да! Ладно, тетя Валя, пойду я дальше убирать. Маленькие детки. И такие слабенькие.
– Давай, завтра моя очередь. Заменю тебя. Ох, тяжело вдвоем работать. Никто не хочет.
– Ой, извините, пожалуйста, - подхожу к бабушкам, придерживая локоть разорванного рукава, - невольно подслушала ваш разговор. А можно устроиться к вам нянечкой? У меня тут доченька лежит.
Бабушки смеряют меня взглядом.
– Куда тебе, краса невиданная! - отзывается та другая, что не тетя Валя, - ты такая тростиночка. Тяжелый труд за больными детками ухаживать.
– Да, мне бы поближе к дочке быть. К ней лишний раз не пускают.
– О! - указывает на меня «не тетя Валя», обращаясь к своей коллеге, которая как раз тетя Валя, - эта то как рвется. Не то, что та мамочка, что вчера своего ребенка оставила и даже не позвонила выяснить, как ребеночек, - затем обращаясь ко мне, - молодец, девочка. Все у твоей деточки будет хорошо. Знаешь, оно как? От материнской любви детки быстро на поправку идут. Пойдем, я тебя отведу.
С удовольствием отмечаю, что сегодня не приду на работу к Тимуру. Завтра работаю в магазине. Но попробую договориться со сменщицей, чтобы она завтра вместо меня вышла. Я сейчас Сонечке нужна.
После всех манипуляций с устройством, первым делом захожу к доченьке. Открываю дверь и ужасаюсь.
Никак не могу привыкнуть к этим многочисленным проводам и трубочкам. Каждый раз с замиранием сердца наблюдаю одну и ту же картину.
Крохотулечка моя лежит вся такая бледная, вся обмотанная шлангами и проводами под пищащими аппаратами. Как же это больно. Аж сердце разрывается от этой картины. Хуже ничего нет, чем видеть муки собственного ребенка. Хочется за него отдать все свои органы, кровь, жизнь в конце концов. И как бы я хотела страдания моего солнышка взять себе. Пусть бы мне все это перепало. А девочка моя радовалась бы жизни.
Она как цветочек, как ласковое солнышко. Она обязана наслаждаться детством. Бегать и прыгать, играть в мячик и куклы, плескаться в море и участвовать в играх с детками, строить песочные замки и надувать мыльные пузыри. А не лежать вместо всего этого под препаратами.
Не могу смотреть, как ей плохо. Не могу знать, что я больше ничего не могу сделать. Ничем не могу помочь. Только быть рядом и ухаживать. Мама будет рядом.
Подхожу к дочке, падаю перед ней на колени и склоняю голову к ее ручке. Господи! Какая же ручка худенькая, тоненькая. Слезы катятся бесконтрольно. Родная моя, все теперь позади. Слабо и робко надеюсь на то, что операции больше не потребуется.
– Лана! - в палату входит Борис Сергеевич, - доброе утро.
Вытираю слезы и встаю на ноги перед доктором. Помню о своем разорванном рукаве и прячу под ладонью другой руки.
– Борис Сергеевич, спасибо большое вам. Вы извините, вчера я попала в непредвиденную ситуацию. И телефон потеряла. Даже связаться не могла.
– Лана, - игнорирует он мои объяснения, в результате чего мне становится неловко, - я хотел с вами поговорить о дальнейшем лечении Сонечки. Дело в том, что сегодня утром анализы пришли не очень хорошие.
– Как? - мое сердце падает практически вместе со мной.
– Лана, - подхватывает меня доктор в свои сильные натруженные руки и бережно усаживает на стульчик, - присядьте. Вы так не волнуйтесь. Мы должны помочь девочке. И не своими бесполезными переживаниями, а необходимыми делами. Обследование будет завтра с утра. Мы решили перенести на сутки раньше.