Измена. Право на любовь - стр. 14
— Вита…
— Принято, — приглаживает волосы и шагает прочь. — Доброй ночи, Вита.
Входная дверь не хлопает. До меня доносится лишь тихий и мягкий щелчок, и я готова броситься за Артуром, но продолжаю сидеть в тишине.
Возможно, Артур был прав в том, что я должна была бороться за семью и за него, но разве можно смирение назвать борьбой? Ни я, ни он бы не были счастливы, если бы я согласилась на его условия.
Мое согласие бы его устроило, но не подарило бы того, что должна дарить семейная жизнь в моем понимании. Мы бы в итоге получили суррогат семьи, красивую картинку для других, за выверенными мазками которой скрывалась гниль.
Я бы его возненавидела, а он утвердился бы во мнении, что я никто и звать меня никак. Нет, к жене не должно быть такого отношения. Да, важны компромиссы в некоторых вопросах, но не унижение ради того, чтобы остаться рядом и сохранить семью, в которой муж пошел в разнос, потому что может. Я хочу быть уверенной в партнере по жизни.
Конец. Семье Арасовых конец. Медленно опускаю голову на стол и накрываю ее руками. Я хочу умереть. Больше нет Витаминки, нет “милый, ужин готов и как прошел день?” и нет “люблю тебя”.
8. Глава 8. Потерять себя в пустоте
— И в чем проблема? — непонимающе усмехается Глеб. — Любовница и что?
Я бы сам, пожалуй, тоже задал этот вопрос, если бы кто-то из знакомых поделился тем, что из-за интрижки жена требует развод, однако у меня резко поубавилась желания вести дела с Глебом. Это забавно.
— Залетела она, — покачиваю в руках бокал со льдом и едким янтарным напитком.
Лед бьется о стенки стакана, кружатся на дне. Одиннадцать лет брака. Боже, я будто в другой жизни делал предложение Вите. Воспоминания размытые, а всполохи прошлых волнений, чувств и трепета пятнами растекаются под мутным стеклом.
— Вита?
— Карина, — цежу сквозь зубы я.
— Аборт?
— А если мой? — перевожу усталый взгляд на Глеба, а тот пожимает плечами, мол, и что?
В вип-кабинке одного из баров в центре города царит полумрак. Мне душно. Я жалею, что ушел, но после крика Виты… ее отчаянного вопля… Так кричат только перед смертью, в агонии.
— Ладно, — вздыхает Глеб, — ребенком на стороне сейчас никого не удивишь.
Ага, надо сворачивать с ним все проекты.
— Да и вообще, — Глеб усмехается, — бьешь по столу кулаком и говоришь: молчать, женщина!
И самодовольно ржет, откинувшись назад. Да, и мне по душе такой сценарий, если бы Вита смолчала и приняла мою измену, но… Как всегда, есть но. К чему бы это в итоге привело? К отвращению.
— Капризная она у тебя, — Глеб фыркает. — И своевольная.
Такой я ее и полюбил. Такая женщина и должна была быть рядом, чтобы было на кого опереться в момент кризиса. Не мямля, которая вместе со мной уйдет на дно, была мне нужна, а та, которая вытянет из трясины.
— Дружище, — Глеб снисходительно улыбается, — трагедии не случилось.
У меня глаз дергается. Мои же слова возвращаются ко мне.
— Все решаемо. Оставь ее без трусов, сама приползет.
— Не приползет.
— Ты, что, собственную жену не можешь по носу щелкнуть?
— Могу, — делаю глоток. По глотке прокатывается терпкий ожог. — А смысл?
Глеб не находит что ответить, и отправляет в рот канапе из моцареллы и оливки. Жует и бубнит:
— Ну и пусть катится. К черту этих истеричек! — возмущенно поддается в мою сторону. — Мы их обеспечиваем, балуем, а взамен?