Измена. Осколки нас - стр. 14
Вот это скорости!
Дожидаюсь, когда свет сменится на зелёный и бегу по зебре, огибая лужи, образовавшиеся в глубокой колее.
Я вроде и спешу, но шаги мои постепенно замедляются.
Лика права, что я им скажу? Как начну разговор? Она может меня послать, может сказать, что я ошиблась, тронулась умом, что не знает она никакого Глеба.
А следом позвонит ему и нажалуется.
Знает ли она, как я выгляжу?
На всякий случай поднимаю шарф повыше, чтобы скрыть половину лица до носа.
Почему боюсь? Минуту же назад собиралась с ней поговорить, а сейчас теряюсь.
Женщина с ребёнком поднимаются на крыльцо одного из зданий, и я только внутри понимаю, что мы попали в детскую поликлинику.
Так что ни в какой сад они не ходят, видимо, на больничном дома сидят.
Мы оказываемся возле регистратуры. Я встаю прямо за ними. И не дышу.
– Документы? – доносится из-за стойки.
– Да-да, сейчас, – кивает женщина, и я утыкаюсь взглядом в папку, которую она достаёт из сумки.
На стойку ложиться полис, а в папке виднеется свидетельство о рождении.
Я вытягиваю шею, меня интересует только одно: что там в графе отец.
Читаю: Семёнов Глеб Александрович.
Отшатываюсь.
– Вы не будете стоять? – раздаётся со спины, и я подскакиваю.
Ничего не говорю, лишь отрицательно мотаю головой.
Взгляд падает вниз на ребёнка.
Девочка, почувствовав моё внимание, поворачивается личиком ко мне.
Боже… Её глаза! И брови! И ямочка на щеке, когда улыбается.
Лика была права, они с Глебом действительно очень похожи.
Глава 7
Как снова оказываюсь на улице, я не помню. Ноги несут меня к торцу здания. Я прислоняюсь к влажным кирпичам и закрываю глаза. Мне нужна опора. И стена под спиной кажется мне сейчас неплохим вариантом.
Я не плачу, просто сбивчиво дышу.
От шока.
От боли.
От разочарования.
Мой мир перевернулся несколько недель назад. И продолжает совершать кульбиты один за другим.
Жизнь – американские горки. Простите, как там говорят? Я уже накаталась.
Самое ужасное, какое-то время назад в голову закрадывалась мысль, что как-то скучно я живу. Конечно, это обычное дело для питерской осенней хандры. Но… увольте. Спасибо, я уже взбодрилась. Можно мне обратно в мою скучную привычную жизнь?
Только дороги назад нет, а будущее – туманно.
Допустим, я могла бы простить измену. Теоретически. Или уверовать в слова Глеба, что он чист, как горный ручей. Но ребёнок… ребёнок меняет всё.
Боже… а как мне сегодня возвращаться домой?
Ноги не идут в том направлении. Никак!
Закрываю глаза, очень хочется долбануть затылком о кирпичи в стене. Это бы меня отрезвило.
Но в себя приводит мужской голос, назвавшей меня девичьей фамилией.
– Мила? Мила Образцова?
Приоткрываю глаза, потом отталкиваюсь от стены, суетливо смахивая остатки слёз со щёк. Уже глубокие сумерки, свет от фонаря в этот угол не дотягивается, так что хорошо, что никому не видно моей заплаканной физиономии.
Только и я сразу понять не могу, кто передо мной.
– Да-да? – вглядываюсь в мужской силуэт. – Ой! Генка?
Смотрю на парня в форме работника скорой помощи.
– Ты что тут делаешь?
Я действительно удивлена.
– А ты? – улыбается он.
– А я… я, – поворачиваюсь то направо, то налево, придумывая на ходу, – ходила в поликлинику, направление взять хотела.
– У тебя ребёнок?
– Дочка.
– Сколько ж лет не виделись?
– Да уйму!
– Так, а что направление? Взяла?