Измена. Не пытайся вернуть - стр. 37

— Чтобы не влюбиться. Он, когда семью потерял, чуть с ума не сошел. Еле выбрался. Злой стал. Весь мир ненавидел. До сих пор раз в полгода улыбается, а так, все время хмурый ходит.

— Сегодня утром улыбался, — растерянно произнесла я, — когда я предложила ему галстук завязать.

При этих словах мои друзья прыснули со смеху. Мэй беззвучно, а Вася откровенно заржал...

Я смотрела на этих двоих и удивлялась, как они умудрились стать парой. Хотя можно понять — живут в замкнутом пространстве, каждый день друг друга видят, вместе едят. А может у них не любовь, а так, сошлись от одиночества и безысходности? Мне была любопытна судьба ребят, и я решила зайти в своих расспросах издалека:

— А вы давно тут работаете?

Мы уже пили чай с венскими вафлями и моим вареньем. Ближайшее время срочных дел не было, и можно было поболтать. Отвечал за них обоих Вася:

— Я тут почти четыре года. А Мэй позапрошлой осенью появилась.

— А как вы с Макаром Андреевичем познакомились? — продолжила допытываться я. — Через агентство по персоналу пришли или по объявлению.

Вася с Мэй переглянусь, и садовник ответил:

— Меня он в покер выиграл, а Мэй из борделя забрал.

19. Глава 19

— Это как?! — опешила я.

В моей голове не укладывалось, как можно живого человека в карты выиграть. Это же не времена рабовладельцев, когда проигрывали дома, плантации, рабов и вообще, все, что можно, и это было законно.

— Вот так, — развел руками Вася и громко отхлебнул чай из большой кружки.

Он намазал на вафлю варенье и сунул ее в рот, закрыв глаза от удовольствия. Я смотрела на него, ожидая продолжения рассказа, а он, как специально, кушал и делал вид, что рассказывать тут больше нечего.

Я перевела взгляд на Мэй, но горничная тоже сидела с невозмутимым видом и уплетала вафельки.

— Ну, расскажите уже, — взмолилась я, — заинтриговали, а теперь отмалчиваетесь. Ладно Мэй, но ты-то говори, — потребовала я у садовника.

— Любопытство сгубило кошку, — нравоучительно заявил Василий, цыкнул зубом и расплылся в довольной улыбке, демонстрируя серебряную фиксу, — а ты уверена, что хочешь знать?

— Так, все равно уже начал, — утвердительно кивнула я, — договаривай уже.

Садовник глянул на Мэй, та кивнула, и Вася начал рассказывать:

— Тогда почти год прошел с тех пор, как жена и сын Макара погибли…

— А что случилось-то? — перебила я его.

— Они на машине по городу ехали, жена за рулем была, а сынишка пяти лет на заднем, в детском кресле пристегнутый сидел… Они на светофоре стояли, зеленый ждали, чтобы дальше ехать, и тут в них на здоровенном джипе один обдолбанный наркотой мажорик влетел, сынок депутатский. А жена на легковушке была, хорошей, но все же легковушке… Ее сразу насмерть придавило, а мальца в больницу увезли… Не смогли спасти, слишком сильный был удар, там внутреннее кровотечение от разрыва печени и переломы… Это он мне сам потом рассказал.

— Какой ужас, — это даже представить невозможно, насколько страшно потерять ребенка. Маленького, живого, теплого… Который вот только бегал рядом и смеялся, и вдруг погиб из-за какого-то гада.

Я ждала продолжения.

— Макар тогда только на ноги в своем бизнесе становился, первые миллионы начал зашибать, — заговорил Вася, — а тут такое. Его друзья сильно поддержали, не бросили. А он в работу уперся, чтобы голову занять… Тендеры, бабки рекой… Но суровый стал, никому спуску не давал. На женщин несколько месяцев совсем не смотрел, все жену вспоминал, а потом только однодневных девок трахал, чтобы те себе ничего романтичного не напридумывали. Так почти год прошел… Сидели они как-то с друзьями, в покер рубились. Бабла у каждого хоть жопой жуй, так они больше на интерес, да на желания играли. Вот и продул Макар. Загадали ему — поехать к ближайшей ИТК, исправительно-трудовой колонии, и первого же вышедшего на свободу из ворот тюрьмы урку к себе на работу взять. Хоть на один день, даже если тот сопротивляться будет! Иначе придется отдать десять лямов рублей.