Измена. (не) Любимая жена - стр. 14

Я стояла у дверей в странной нерешительности, будто за такое короткое время этот дом, с которым у меня связно столько счастливых воспоминаний, стал мне чужим.

— Нет, — я наконец отыскала в себе силы начать разговор. — Я никуда не вернулась. Я уехала, даже зубную щётку не прихватив. Я вернулась за своими вещами.

Мои слова гулко отдавались от начищенной до зеркального блеска мраморной плитки пола, от разом похолодевших стен и как будто отдалившегося в высоту потолка.

Я чувствовала себя крошечной и лишней в этом роскошном дворце.

Я чувствовала себя чужой для его хозяина.

— За вещами. Вот как, — Герман опустил взгляд в пол и какое-то время молчал. — А потом, значит, снова сбежишь?

— А потом я уеду к подруге и буду решать, что делать дальше.

Супруг медленно покачал головой:

— Нет. Это исключено. Ни к какой подруге ты не поедешь.

В обманчиво спокойном тоне скользило едва сдерживаемое напряжение.

Когда в нём произошла эта перемена?

Когда он стал превращаться вот в такого тирана, диктующего свои приказы безапелляционным тоном?

Мой муж никогда себя так не вёл.

С другой стороны, мы никогда и не попадали в подобную ситуацию…

— Ты ведь понимаешь, что не можешь указывать, что мне можно делать, а что нельзя? — я пытливо вглядывалась в его осунувшееся лицо. — Ты не можешь вынудить меня делать то, что я делать не хочу и не буду. Выходя за тебя замуж, я шла не в тюрьму, понимаешь?

— Репортаж, — спокойно обронил он и этим единственным словом размозжил все мои просившиеся на язык доводы.

Я забыла.

Я совершенно забыла.

Я о нём не вспоминала с тех самых пор, как была назначена дата встречи.

Боже мой, неужели месяц так стремительно пролетел?..

Я попыталась посчитать в голове, но очень быстро запуталась. Сейчас я меньше всего была способна на мысленные подсчёты.

Господи боже, но с тех пор всё так изменилось, что…

— Ты забыла, — озвучил своё наблюдение муж. — Но журнал не забыл. Вчера пришло письмо на электронную почту.

— И ты ничего мне не сказал. Ничего, кроме приказа вернуться домой. Ты бы мог мне напомнить.

— Я хотел, чтобы ты вернулась домой не из-за журнала.

— А ради чего? Ради очередного пустого и бесполезного разговора? Разговора, где ты отмалчиваешься и даже не собираешься мне объяснить, почему так по-скотски со мной поступил? Не буду я в этом участвовать, слышишь?

Герман кивнул, будто своими словами я подтверждала его ожидания:

— Они уже заказали рекламу. Разослали анонсы. И я не буду отзывать репортаж. Это гарантированная договорённость. Он одинаково выгоден нам и изданию.

Я рассмеялась. Неприлично громко и почти истерично. От нелепости доводов, от сюрреализма всей ситуации.

— Так это всё из-за бизнеса? Из-за вашего с Артуром нового семейного бренда? Не желаешь нести репутационный ущерб, так? Дело не в нас, не в твоей измене, нет! Не в том, что ты нашу жизнь растоптал и в этом чёртовом репортаже нет никакого смысла! Дело в деньгах — только и всего!

— Лиля…

— Знаешь, что… — я буквально кожей чувствовала отвращение ко всей этой запутанной ситуации, — не нужны мне никакие вещи. Наши с тобой встречи обходятся мне слишком, слишком дорого.

Я плохо соображала, что делала. Но с болезненной отчётливостью ощущала — так мы с ним ни о чём не договоримся.

Может, стоило встретиться позже, на нейтральной, желательно, территории. Обсудить условия развода и поставить в этой ошибке, которую я считала счастливым браком, жирную точку.