Измена. Не буду твоей - стр. 26
Нашла какую-то ляпушку на стойке, ковыряю ее ногтем. Хм, а у меня красивые пальцы, и лак хорошо смотрится. А девушка за стойкой что-то говорит, голова отключилась. Вспоминаю, что у меня в рюкзаке, где-то во внутреннем кармане, почти под подкладкой, есть визиточка. Кирилл, фамилию не помню. Он же еще племянник Парвиза. Хм...
15. Глава 15. Лиля. Откровение
- Нет, нам пожалуйста, два номера, - злюсь, потому что мне нужно побыть одной. - Мне любой, просто с удобной кроватью, а ему, - киваю на Лешку, - можете для новобрачных.
Девушка на ресепшене выглядит растерянной. Она по очереди смотрит то на меня, то на Лешку.
- Так, молодые люди, вы, пожалуйста, определяйтесь. Я не знаю, что вам еще предложить, - она даже сняла очки.
- Мне отдельный номер, - уже скриплю зубами.
- Черт с тобой. Два номера, пожалуйста. - Лешка закусил губу, на лице страх и разочарование.
На стойке сначала появляется одна ключ-карта, забираю и ухожу.
- Лиль, я чемодан сейчас принесу, - кричит вдогонку Лешка.
- Он нафиг не нужен. Можешь выбросить.
У меня третий этаж, бегу по ступенькам, не замечаю, как сбивается дыхание.
“Пик- пик”- мой номер открыт. Закрываю дверь, в полной темноте сажусь на корточки. Не могу отдышаться, слёзы начинают медленно стекать по щекам.
В груди жжение, ногти впиваются в плечи. Пусть боль только физическая будет, а душевная пройдет. Только не зареветь.
Да, даже с собой в комнате я не могу плакать спокойно. В голове голос мамы, про больше поплачешь и меньше сходишь в туалет. Или подпитый отец - рот закрой, дура.
Кусаю губы, солено во рту. А звука нет, думаю, что так плачут рыбки в аквариуме.
Тихий стук в дверь.
- Лиль, я чемодан привез. Тут его оставлю, я знаю, что ты слышишь.
У меня ощущение, что перестаю дышать, сердце останавливается. И мне совсем не жалко, что так происходит.
Меня никогда не любили, ну вот никогда. Мама меня родила, чтобы удержать отца. Ей едва исполнилось восемнадцать, а отцу двадцать. Я со своей задачей не справилась - отец гулял, выпивал, гонял мать. А потом ушел. И чтобы не мешать - мама отправила меня к своей свекрови, моей бабушке, жить. Бабушка прекрасный человек, кормила - одевала, а любить меня никто и не обещал. Отец приходил по выходным, приносил эклер, в моем детстве такие пирожные назывались “заварными”. А мне хотелось, чтобы он сидел со мной на лавке, рассказывал истории из детства. Потом катал на мотоцикле. Но времени на меня не было, только “Все хорошо, дочь? Если кто обидит, ты мне скажи,” и снова пропадал на неделю.
Выныриваю из воспоминаний, жарко, хочу пить. Я же одета. Снимаю этот дурацкий лыжный костюм. Бросаю его у входа. Бутылки с водой в номере нет. А я не барских кровей, иду в ванную и пью из ладоней из-под крана.
Смотрю на себя в зеркало. Раскрасневшееся от духоты лицо, мешки под глазами, волосы чуть торчат. В глазах боль, губы в мелких покусах. И не скажешь, что несколько часов назад из хорошего спа. Сажусь на унитаз, нет не по определенным делам, а потому что стула нет рядом.
Хех, люблю я туалетные истории. В школе я иногда себя чувствовала Плаксой Миртл, которая жила в кабинке. Меня, конечно, никто не убивал, но пряталась я в этом месте регулярно. Я была не то что не популярной, а той, которую чморили все школьную жизнь. Потому что бабушка приходила разбираться с учителями из-за четверок. Ходила я в чужой одежде - не голая и ладно. А учителя косились, что мать меня добровольно по сути чужой женщине отдала. Вот и выгребала я за это всю жизнь. Изгой, именно этим словом меня можно охарактеризовать, поэтому мне не привыкать, когда относятся, как хотят или умеют. Училась я хорошо, читала много, пропадала в библиотеке. Поэтому и на филфак пошла, с книгами мечтала работать.