Измена. Научиться жить - стр. 31
Слышать такое и больно и страшно. Потому что я совсем об этом не думала, а Миша может быть прав. Дядя и Эмин хотят, чтобы я вернулась, и я уже убедилась, что способны они на многое.
– Мне уйти?
Миша уже собирается ответить на этот вопрос, но тут на кухне появляется Римма Максимовна. И кажется мне, что она стоит и слушает нас с самого начала.
– Никуда ты не уйдешь, – говорит она. – А ты, Миша, не лезь куда тебя не просят.
Миша оборачивается на свою бабушку:
– Но, ба, ты же знаешь на что порой...
– Прекращай, – перебивает Римма внука. – Роза остаётся. И ровно настолько, на сколько надо будет.
Миша смотрит на бабушку, зло смотрит, а на его лице нервно играют желваки. Потом Миша переводит взгляд на меня, такой же злой, и резким и быстрым шагом уходит с кухни. Через мгновение громко хлопает входная дверь.
А у меня в глазах застывают слезы.
От обиды. От боли. И от понимания, что в Мишиных словах есть доля истины.
– Брось, деточка, – Римма подходит ко мне и обнимает, – не принимай близко к сердцу Мишкины слова.
– Все правильно он сказал, – заикаясь от слез, выдаю я, – я подвергаю вас опасности.
– Да глупости, – отмахивается соседка, – что мне, пожилому человеку, могут сделать?
– Не знаю. Но дядя может придумать...
Римма Максимовна снова меня обнимает.
– На каждую силу найдётся другая сила, – говорит она. – И пусть Мишка бурчит и злиться, но в беде не бросит.
– Да, я знаю, но, – я делаю шаг от соседки и нервозно вытираю щеки, – я уйду, Римма Максимовна, завтра.
– И куда ты уйдешь? Без денег? Вон, продукты купила, небось, последнее потратила.
Она права. Не последнее, конечно, но те деньги, что у меня остались, их ничтожно мало...
И опять слезы на глаза наворачиваются, кулак сжимаю и к лицу его подношу.
Хочется, как в детстве, прикусить этот кулак, сделать себе больно...
– Дядя твой и муж же не знают где ты? – спрашивает Римма, я качаю головой. – Ну вот, и не узнают, мы же не скажем? Так что не надо тебе никуда уходить. Живи спокойно. И, еще раз тебе говорю, на Мишу внимания не обращай. Он примет и смирится с моим решением.
Римма Максимовна снова меня обнимает, а я беру, да и соглашаюсь.
Да, главное, чтобы Эмин и дядя Аяз не узнали где я. Тогда все хорошо будет. Тогда никто не пострадает.
И здесь я слышу, как у меня звонит телефон. Бросаю взгляд на стол, на нем мой смартфон и лежит, и вижу имя вызывающего меня абонента: Дядя.
Ладошки у меня резко холодеют, как и ступни ног. Тянусь рукой к телефону. Отвечать не хочу, но надо, ведь дядя Аяз просто так не отстанет. Позвонит еще и еще...
Так что мне придется с ним поговорить.
– Алло, – отвечаю я и опускаюсь на сидушку кухонного диванчика.
– Здравствуй, Гюльбахар.
Опять он произносит моё имя, словно обзывательство. Но я стараюсь не обращать на это внимание, почти ласково говорю в трубку:
– Здравствуй.
– Как дела? – со слегка язвительной интонацией спрашивает дядя.
– Все хорошо, – уверенно отвечаю.
– Правда?
– Конечно.
– И на работу ты устроилась... – он издевается, по голосу его слышу.
И это очередное доказательство того, что все работадатели, с которыми я связывалась и которые едва услышав мою фамилию, отказывали мне в работе, – это все дело рук моего родного человека. Но я не буду его в этом обвинять.
Ведь других доказательств у меня нет. А дядя, в привычной ему язвительной манере, разумеется, не признается.