Измена. Нас больше нет - стр. 9
Морщусь от отвращения и картинок перед глазами. Как подумаю, что эта скотина приходила домой и лезла ко мне своими грязными губами…
За своими эмоциями не замечаю, как Демид выходит из себя. Одумываюсь, когда он, схватив меня за плечи, начинает трясти.
– Ма-ри-на! – почти орет он, но тут вмешивается сын.
– Па, хватит! – Он отрывает от меня отца и отправляет в сторону. – Маме остыть надо. И тебе тоже. Иди в дом, потом поговорите.
Демид оборачивается и прожигает меня злым взглядом. Я знатно его вывела из себя, но ни о чем не жалею.
Сын перекрывает отцу обзор, и я стараюсь прийти в себя.
– Мам… – зовет Демьян привычным голосом.
Материнское сердце замирает, но его слова снова причиняют боль.
– Слушай, ну в самом деле. Устроили тут. Папа ошибся. Видно же, что раскаивается и больше такого не допустит. А ты разобиделась вдруг.
– Сын, я очень не хочу объяснять тебе, что такое предательство. И искренне не понимаю, почему ты так легко поддерживаешь отца. Почему принимаешь сторону предателя, оставляя меня в одиночестве?
– Ну ты опять в драму играешь. – Он закатывает глаза.
– Знаешь, как бывает: в машине водитель и преступник. Один просто за рулем, второй совершает преступление, а перед законом виноваты оба. Ты сейчас такой же преступник. Отец совершил, а ты за ним. Вы оба предатели.
– Короче, понятно. – Сын кивает и отходит, позволяя мне наконец-то сесть в машину.
– Твой отец спросил – как я без него, а у меня язык не поворачивается спросить то же самое у тебя.
От его молчаливого взгляда все внутри обрывается. Чтобы не расплакаться, я сажусь завожу автомобиль и уезжаю.
Отъехав от дома на приличное расстояние, останавливаюсь на первом светофоре. Слезы льются сами собой. Горечь и боль тисками сжимают сердце, когда я раз за разом вспоминаю предательство мужа.
Видит бог, я его любила. Люблю и сейчас, просто теперь смотрю на наш брак через искривлённую призму его измены. Но что действительно заставило меня плакать, так это сын. Вспоминаю его маленьким.
– Мама, мама! – Демьян бежит ко мне и подпрыгивает от нетерпения, пока я его выслушаю.
– Что, сынок? – Я выставляю на стол панкейки и с улыбкой смотрю на своего четырехлетнего сорванца.
– Папа сказал, что я мужчина! И когда его нет дома, я главный защитник семьи!
– И что ты думаешь по этому поводу?
– Я защитник! – Сын выставляет худые руки и напрягает бицепсы, показывая силу. При этом весь светится от гордости. – Видишь?
– Вижу, и теперь мне совсем не страшно.
Картинки прошлого мелькают перед глазами, и я искренне не понимаю, как из того мальчика вырос парень, что так жестоко предает меня, лишая надежды на защиту и нужность.
Этот удар оказался слишком жестоким.
Мобильный снова оживает. Стерев с лица слезы, я отвечаю.
– Да, пап? – Стараюсь говорить спокойно и не выдавать расстроенных чувств.
– Ну наконец-то, Марина.
– Я в дороге. Не сразу услышала, что ты звонил. В чем дело?
– Мама в больнице.
– Что с ней? – утточняю, страшась услышать ответ, а сердце колотится как ненормальное.
– Давление.
– Снова?
– Да. Плохо ей.
– В какой вы больнице?
– В первой городской.
– Хорошо. Буду минут через пятнадцать.
Припарковав автомобиль, вылетаю из него и мчусь в больницу. Отец сидит у палаты, врач проводит осмотр мамы.
– Ну как ты, папуль? – Я обнимаю его и сажусь рядом.