Измена. Нас больше нет - стр. 7
Мария сама от себя не ожидала подобного хладнокровия. В ситуации, когда привычная жизнь буквально рушилась на её глазах, превращалась в руины, она спокойно наблюдала за процессом. В один миг она осталась без привычной опоры и поддержки. Одна. Сама по себе. Конечно, спокойствие было только показное, внутри у неё словно мини-бомбу кто-то взорвал, превратив в месиво сердце и остальные органы. Было обидно, больно, тоскливо, хоть вой, но это уже неважно.
— Женатый, неженатый, мне глубоко плевать, — некрасиво хохотнула Евстигнеева, — если я что-то хочу, то беру это.
Она взглядом победительницы смотрела на Машу, нарочито медленно соскользнула со стола, где, судя по всему, и трахнул её Максим, поправила задравшееся платье. Мария краем сознания отметила, что даже трусы остались на месте, видно так спешили. Стало так тошно, до омерзения. Она во рту почувствовала горечь. У предательства всегда горький вкус.
— Понятно, стандартная отговорка всех шалав, — пожала плечами Покровская. — Разочаровала ты меня, думала, ты что-то более дельное выдашь. Ты же вся такая нестандартная, не такая как все, всё стремишься доказать свою исключительность, а на деле дрянь обычная, обыкновенная.
От удивления Марго приподняла брови. Видно ожидала чего угодно, только не этого. Мария всегда вежливая и милая, нежная, сейчас проявляла несвойственные ей черты характера. Острила, оскорбляла, при этом не опускаясь до банальным слез и истерик. Маше хотелось плакать, хотелось кричать, ногами стучать, закатить громкую, отвратительную истерику, чтобы хоть как-то достать из себя всю муть, что сейчас плескалась в её душе, отравляя всё хорошее. Отравляя её. Вот только Покровскую останавливало одно — подобное поведение будет лишь по кайфу Маргарите. Продемонстрировать боль — значит показать сопернице, что та победила, сломала её. Не-е-ет, ни за что Мария не даст этой крашенной ведьме даже маленький намёк на слабость. Такие, как Рита, питаются чужой болью. Словно пиявки, они присасываются к жертве и выпивают все соки, наслаждаясь её агонией. Этим они подпитывают чувство собственной важности, по другому они просто не умеют самоутверждаться.
— Маша, всё не так, как ты думаешь, — банальные слова в банальной ситуации заставили Марию сдавленно хихикнуть, хотя смешно ей не было.
Она повернулась к мужу, который стоял чуть в стороне, около окна. Рубашка распахнута на груди, благо ширинка на брюках застегнута, а то ситуация приобрела бы излишнюю карикатурность. На шее и чуть ниже следы ногтей Риточки, даже засос имелся. Какая прелесть. Вот что делает с человеком страсть.
— Максик, в данной ситуации можно подумать только одно, и эти выводы будут строго соответствовать реальности, потому что я застала тебя на месте преступления, милый, — лениво произнесла Покровская. — С поличным, так сказать, поймала. Всё, что ты скажешь, может быть использовано против тебя. Так что не оскорбляй ни меня, ни себя глупыми оправданиями. Факты, как говориться на лицо. И не мешай общаться мне с Ритой, мы же хорошо общались, чирикали по-девичьи, а ты влез. Некрасиво. Ты уже своё дело сделал, кончил, так что можешь быть свободен.
Сказать, что все были в шоке, ничего не сказать. Причем больше всех удивилась сама Мария. Никогда не думала, что может быть настолько невозмутимой и язвительной. С другой стороны, она никогда и не попадала в подобную ситуацию. В экстремальных ситуациях люди могут вести себя нетипично, непривычно. Мария в этом сейчас убедилась. В ней словно кто-то другой проснулся. Циничный, хладнокровный, язвительный. Ей было больно, так больно, что хотелось орать не перестывая, но внутренняя агония внезапно нашла другой, более экзотический выход.