Измена. Два чуда для чудовища - стр. 27
Света нет, только отдернуты шторы, которые пропускают лунный свет. Медленно сажусь в кожаное кресло и откидываю голову на подголовник.
Перед глазами все плывет. Проявляются заплаканные лица женщин, опустошенные взгляды мужчин, которые смотрят на разоренный дом. Слышатся перешептывания, сдавленный плач, но я знаю, что все это не в реальности - все это я видел и слышал на месте взрыва дома.
Воспоминания, тщательно загнанные в уголки сознания, сейчас под покровом ночи выползают на волю, чтобы заполонить нефтяной жижей все конечности, все синапсы мозга.
— Ты тут? — в приоткрытую дверь просачивается тонкая фигурка. Вижу ее сквозь прикрытые веки и только машу рукой - медленно и лениво, хочется прогнать непрошенную свидетельницу своей слабости.
— Уходи, — скрипуче отзываюсь из темноты.
Но эта кошка и не думает слушаться.
Как обычно.
Она медленным шагом подкрадывается к моему креслу. Опирается на столешницу и явно осуждающе смотрит на меня.
И потом вдруг дотрагивается до руки.
Невинный, простой жест.
И от него мое сердце будто сходит с ума.
Ба-бах, ба-бах, ба-бах, - стучит в ребрах.
— Я знаю, что ты помог сегодня племяннице Веры Петровны. Она живет…жила в том доме, где сегодня был взрыв бытового газа. Ее поселили в гостинице, сказали, что твоя фирма оплатила проживание пострадавших на первое время. Их там хорошо кормят в ресторане, все им предоставляют…
Она молчит и проводит пальцем по ладони моей руки, и от этого жеста бегут мурашки.
— Я не знала, не думала, что ты такой…
Мы смотрим друг на друга в темноте. Я вижу, как луна освещает половину ее лица. Как гладит щеки, как путается в длинных ресницах, как ныряет в вырез простенького домашнего платья.
— Что еще…говорила тебе Вера Петровна? — мой голос раздается скрипучим звуком рассохшегося дерева.
Но Полина и ухом не ведет.
— Сказала, что ты не мог поступить иначе.
Я усмехаюсь.
Мог.
Не мог.
Кому какое дело.
Между нами с Полиной сейчас - темнота и лунный свет. Тишина и много, много несказанного.
Но прямо сейчас я хочу поставить наш разговор на паузу.
Очень короткую.
И поэтому провожу горячей ладонью по ее бедру.
Чувствую дрожь ее тела и второй рукой за талию притягиваю ее ближе.
Сейчас Полина находится аккурат между моих ног, смотрит на меня сверху вниз, но я уверен: не видит моего лица. Я полностью остаюсь в тени.
Тогда как она сейчас вся раскрыта - луна щедро обливает ее своим светом.
Я заставлю Полину нагнуться ко мне.
И она повинуется.
Запускаю руку в ее мягкие волосы, провожу пальцами сквозь это жидкое золото и оставляю ладонь на затылке.
Мы оба знаем, что будет дальше.
Я знаю, что ее заячье сердце дрожит.
Она знает, что я смотрю на нее по-мужски требовательно, голодно.
Я касаюсь своими губами ее, ловлю вдох, выдох, и тут же обрушиваюсь, сметая все слова, все границы, варварски покоряя и расставляя свои границы.
И она слушается, идет за мной, позволяя разрушать ее изнутри, прорастать в ней огнем, бушевать цунами.
С усилием отстраняюсь, лбом приникаю к ее лбу, и мы оба дышим ассинхронно, часто, будто пробежали стометровку.
— Что…что ты творишь… — шепчет она. — Что ты себе позволяешь, Зинегин.
Я откидываюсь на спинку кресла и смотрю из темноты на то, как часто вздымается ее грудь, как блестят глаза от удивления собой, мной, нами. Отираю свою губу большим пальцем.