Изгой - стр. 26
Даша, бросив взгляд на темнеющие фигуры, молча смотрит на меня, и в её глазах читается неподдельная тревога.
– Даша, не бойся. Всё будет хорошо… А дома закроешься и никому не открывай. В случае чего вызывай сразу ментов. Ты поняла?
Даша коротко кивает:
– А ты, когда…
– Говори куда.
Чуть вздохнув, Даша говорит адрес и не останавливаясь, помогая себе руками и бросая короткие взгляды на тёмные фигуры неподалёку, сбивчиво начинает объяснять, как проехать в их квартал, как найти двор, и как… Усмехнувшись, я её перебиваю:
– Я найду, найду. Не велика проблема.
Даша согласно и быстро кивает, но всё-таки уточняет:
– Адрес запомнил?
– А то. – и именно в эту короткую фразу мне удалось вместить столько моей внутренней убеждённости, что, наверное, и сам чёрт согласился бы со мной, что он мне брат.
Я чувствую, что моя спокойная уверенность наконец-то перешла и к ней. Помедлив, она перемещает свой взгляд и свои ощущения внутрь салона, и в попытке собраться и сосредоточиться, будто бы заново знакомится с тем, что ей и так давно знакомо – обводит взглядом панель приборов, обеими руками берётся за руль, склоняет голову и осматривает рулевую колонку со стороны замка зажигания, потом освободив одну руку, зачем-то ей проводит по пассажирскому сиденью. Наконец она поворачивает ключ.
Но завести машину и уехать, у Даши сразу не получается, волнение ещё есть и оно сказывается. Она то слишком быстро бросает ключ и мотор не успевает схватить, то не может тронуть машину с места – глушит мотор, резко отпустив педаль сцепления…
Я всё это время просто стою рядом и не вмешиваюсь, ожидая когда через моторику рук она успокоится окончательно…
Наконец это происходит. Даша плавно трогает машину и тут же, опять выжав сцепление, её останавливает. Опять бросает обеспокоенный взгляд на этих троих и, подняв на меня всё ещё тревожные глаза, произносит:
– Илья, ты… Ты только отвезёшь и…
– Хорошо, хорошо. Понял. – и я улыбаясь, накрываю своей ладонью её ладошку на руле и немного её сжимаю. – Давай…
Даша опять быстро и часто кивает, прикусив нижнюю губу, переводит взгляд впереди себя и сосредоточившись, трогает машину…
На шару
Пятнами света выхватывая набегающую дорогу и то, что вдоль неё, да изредка вспыхивая стоп сигналами, машина скрывается в темноте.
Стою, всматриваясь в ночное пространство, всё ещё улавливая звук работающего мотора…
Наконец всё окончательно стихает. В наступившей тишине лишь слышен, приглушённый расстоянием, голос диспетчера, настойчиво что-то требующий от загустевшей темноты, да очень далёкий и размытый шум города…
Разворачиваюсь и иду к этим троим. Останавливаюсь в паре шагов от них и, на арестантский манер, приседаю на корточки. Медленно окидываю взглядом всю троицу – каждого. Да, покалеченные суставы дают о себе знать – любое неосторожное движение тотчас же вызывает болевой прострел, так что лишний раз и не пошевелишься, но даже и в таком состоянии, на их угрюмых лицах читается неприкрытая ненависть и презрение. И, как и ожидалось, уяснение расклада ситуации не заставляет себя ждать:
– И чё?.. В натуре… в больничку нас… потаранишь? – хрипловатым голосом спрашивает тот, у которого вывернуто плечо.
– Зря ты… м-м! С-сука! – меняя положение тела и сморщившись, от внезапной и простреливающей боли в ноге, вступает другой, – впрягся за эту лохушку, залётный.