Изгои. Роман о беглых олигархах - стр. 4
Внезапно она сделалась грустной. Я невольно поразился тому, какая скорбь появилась вдруг на ее лице:
– А у меня, – продолжала Алевтина, – всего одно колечко. Хотите, я вам его покажу?
Я вежливо кивнул.
– Вот, – она протягивала мне кольцо из медного, чуть потемневшего «русского» золота с вдавленным в центр крупным – никак не меньше двух карат – камнем удивительной чистоты.
– Вы привезли его с собой в эмиграцию? – я вертел вещицу в руках, не в силах оторваться от чудесного камня.
– Да. А почему вы спрашиваете? Как вы догадались?
– Ну, догадаться-то несложно. Только наш горе-ювелир может буквально вбить бриллиант в оправу, вместо того чтобы поместить его сверху, подчеркнув тем самым его красоту. Камень чудесный, я не вижу в нем никаких дефектов, он прекрасен даже в таком плененном состоянии.
Она всплеснула руками:
– Да вы, я вижу, специалист!
– Да какое там… Просто любой мужчина хоть раз в жизни дарил бриллианты, а я еще и подготовился к покупке такого рода, изучил, так сказать, теорию. Просто к продавцам подобных безделушек я не питаю особенного доверия, вот и пришлось изучить шкалу чистоты камней, виды огранки… Так, ничего особенного, но я по крайней мере знаю, что такое бельгийская огранка первой чистоты. Красивый у вас камешек, нечего сказать. Только мне кажется, что так никто больше не гранит. Он у вас старый, по всей видимости?
– Да, наверное, – она как-то стушевалась, словно раздумывая, продолжать ли этот разговор, но потом все-таки решилась и тихо сказала:
– Я нашла этот камень.
– Вот как? Интересно. Не расскажете подробнее?
– В Риге. Я там жила когда-то и нашла сережку с бриллиантом прямо на тротуаре. Отдала одному ювелиру, попросила сделать колечко, и вот…
Я вернул ей кольцо, покачал головой:
– Кто-то, наверное, очень переживал из-за этой сережки. Все-таки это большая потеря…
Алевтина с трудом надела кольцо на мизинец толщиной с вареную сосиску:
– Когда-то оно свободно налезало на средний палец. Я и сама иногда думаю, что не нужно мне было брать эту сережку. Подняла с земли чужое горе.
Меня начинал утомлять этот разговор, и я демонстративно поглядел на часы:
– Мне пора. Всего вам доброго.
– До свидания. Удачи вам.
– Спасибо, мне не повредит.
Я уже стоял в лифте, ждал, пока закроется автоматическая дверь кабины, а она все не закрывалась. Хозяйка квартирки стояла на пороге и из вежливости не уходила, и приходилось обмениваться с ней вот такими никудышными коротенькими репликами. Она сказала еще что-то в том же роде, я стандартно ответил. Наконец лифт, словно опомнившись, захлопнулся и быстро пошел вниз. Я прислонился спиной к его стенке и закрыл глаза. Только бы получилось…
На Сорок седьмой – муравейник. Толпы ортодоксальных евреев в своих забавных одеждах и шляпах с озабоченным видом снуют в разные стороны. Один из них, молодой, стоит на тротуаре с пачкой каких-то прокламаций. Протягивает мне одну со словами:
– Вы еврей?
Качаю головой. Нет, не еврей я. Русский. Не берут евреев в мое ведомство, не доверяют им почему-то. Зато знаю многих странных, на мой взгляд, людей, которые, не имея к евреям никакого отношения, почему-то настойчиво пытаются всем доказать, что они-то как раз самые что ни на есть «чистые» евреи. Зачем? Евреем теперь быть модно. Все российские олигархи – евреи, ну или почти все. Да и вообще евреи успешный народ: не пьют и всегда при деньгах. Молодцы, одним словом.