Изгнанницы - стр. 17
– А вы в чем провинились?
Женщина осклабилась, обнажив ряд мелких и желтых, как зернышки кукурузы, зубов, одного из которых, на самом видном месте, недоставало.
– Я? Да забрала то, что мне причиталось, у одного гада, который не заплатил, как обещал. – Она похлопала себя по животу. – Мерзавец скоро станет папашей, да вот только узнать ему об этом уже не придется. – И, хитро подмигнув, добавила: – Издержки профессии. Рано или поздно все равно этим бы закончилось. Хорошо хоть не мутит больше. – Передернула плечами и покрутила пальцами у живота Эванджелины. – И у тебя тоже скоро пройдет. Чтоб ты знала.
– Я знаю, – сказала Эванджелина, хотя это было не так.
– Ну и как же тебя зовут? – И, поскольку ее собеседница замешкалась, женщина представилась первой: – Меня Олив.
– А я Эванджелина.
– Эванджели-и-ина, – повторила Олив с неподражаемой интонацией. – Фу-ты ну-ты. Имечко-то какое затейливое!
Разве? Имя ей выбрал отец; он, помнится, объяснял, что оно происходит от древнегреческого слова «эвангелион», которое буквально означает «благая весть». Кстати, «Евангелие» от того же корня.
– Затейливое? Мне так не кажется. Имя как имя.
Олив пожала плечами.
– Не важно, здесь все на равных. Меня вот приговорили к ссылке в Австралию. Дали семь лет, но, судя по слухам, это все равно что пожизненное. А тебе какое наказание определили?
Эванджелина вспомнила, что ей не раз доводилось читать в газетах небольшие заметки об отпетых злодеях – исключительно мужчинах, как она считала – каторжниках, которых на специальных кораблях отправляют в Австралию. Изгоняя убийц и прочих отступников на край света, на другой конец земли, Британские острова избавлялись от самых отъявленных преступников. Девушка с замиранием сердца, со сладким ужасом представляла себе все это, включая сопутствующие подробности, странные и невероятные, точно сюжеты из античной мифологии: неприютные лагеря и работные дома, высеченные в скальной породе бог знает где, отделенные от цивилизации многими милями бесплодных пустынь и смертельно опасными хищниками.
Эванджелина никогда не испытывала жалости к этим изгнанникам. В конце концов, они ведь сами во всем виноваты, разве нет? Тоже, по сути дела, хищники.
– А меня пока еще к судье не вызывали, – сказала она.
– Что ж, кто его знает – может, тебя никуда и не отправят. Ты ведь никого не убила, а?
Зачем же так кричать? Эванджелина предпочла бы, чтобы Олив говорила потише. Помедлив, она отрицательно мотнула головой.
– Украла что-то? – продолжала расспросы новая знакомая.
Девушка вздохнула и решила не рассказывать всю правду.
– Меня обвинили – несправедливо обвинили – в краже кольца.
– Вот оно что. Дай-ка угадаю. – Переплетя пальцы, Олив хрустнула костяшками. – Один гад подарил его тебе в обмен на кое-какие услуги. А потом открестился.
– Да нет же! Не было никакого обмена на… – Ведь не было? – И вовсе он не открестился. Просто он… в отъезде. Меня обвинили в его отсутствие.
– Ну-ну. А твой красавец знает, что ты с начинкой?
Эванджелина никогда прежде не слышала этого выражения, но без труда догадалась, что оно означает. И отрицательно покачала головой.
Олив потерла большим пальцем подбородок, потом смерила собеседницу взглядом.
– Что, небось в гувернантках ходила?
Неужели ход ее печальной истории столь предсказуем?