Изгнанная жена дракона. Хозяйка лавки "Сладкие булочки" - стр. 11
— Спасибо, — устало произношу я. — Без тебя это было бы сложно.
— Пустяки, — отмахивается она. — Мы, беглянки, должны держаться вместе. Тем более с таким маленьким.
Карета мерно покачивается и поскрипывает, сумрачное пространство перед нами рассекают, как тонким скальпелем, лучи солнца, проникающие сквозь щели в досках.
После всех нервов и бессонной ночи тянет спать.
Мотаю головой, пытаясь прогнать сонливость, но выходит плохо. Мы едем. Время идет. По тому, как меняют свое направление лучи солнца, можно примерно понять, сколько прошло времени.
— Далеко направляешься? — решается нарушить молчание Лети.
— В Бравален, — отвечаю после секундного колебания, припоминая, что сказал возница. — А ты?
— На повороте на Соргот слезу. А там до него недалеко пешком.
Мы снова погружаемся в молчание. Кажется, Лети все же засыпает и просыпается, когда солнце уже находится ближе к зениту. И снова она не выдерживает молчания:
— Он опять напился и избил. Только в этот раз я поняла, что дальше терпеть — только разве в могилу сведет, — с жуткой, пробирающей до костей тоской произносит она. — Я давно думала сбежать, да некуда было. А тут бабка двоюродная весточку прислала. Досмотреть ее надо бы. Да лавку ее.
— Что за лавка? — спрашиваю я, чтобы, во-первых, поддержать разговор, а главное, чтобы Лети не начала расспрашивать меня о том, что со мной случилось.
— О! — восклицает Лети. — У неё самая настоящая пекарня, и даже больше, чем пекарня. Она известна на всю округу. Даже из соседних посёлков приезжают по праздникам, чтобы купить её булочки и пирожные.
Лети говорит об этом с гордостью. Но тут же сникает.
— Ну, по крайней мере, раньше было так. А сейчас бабушка Фрида стала совсем немощная. И ей нужна помощница. Вот я и подумала: с одной стороны, мне некуда деваться, а с другой — место надёжнее не найти. Она ведь мне не родная бабушка, а двоюродная, и мой муж не знает, где она живет. Значит, и не найдёт.
Дорога пошла не очень. И Лети замолкает из опасения прикусить язык. То ли наледь, то ли разбитая грязь замерзла ухабами. Свертки, коробки, другие посылки подпрыгивают на кочках. Трясет.
— Долго не решалась, ведь муж-то по-хорошему отпускать и не собирался, — продолжает Лети. Похоже, ей надо было кому-то выговориться, понять, что ее никто не винит. — А тут, — она впервые всхлипывает, отворачивается. — Еле поднялась. Он-то уже спал. А я краюшку хлеба, фляжку с водой, документы в сумку — и бежать. Знала, что дядька Шнаур сегодня на почтовой карете.
Она замолкает и ждет моей реакции.
Что мне ей сказать? Что она молодец, что вовремя сбежала? Так я даже не знаю, как здесь относятся к сбежавшим женам. Что, если их ждет слишком жестокое наказание?
Я когда-то не нашла в себе смелости сбежать. Подруге жаловалась. Так меня выставили и сына забрали. Я билась, долго отстаивала свое право воспитывать сына в разных судах, а потом… Потом он перешел к другого рода действиям...
Внезапно карету подбрасывает. Лети вскрикивает и подскакивает, цепляясь за стенку, а Дэйрон просыпается.
Снаружи раздается громкий треск, испуганное ржание. Карету снова дергает, теперь уже сильнее. Коробки и тюки натягивают веревки до предела.
— Н-но! Стоять! — доносится крик возницы.
Лети бросается к двери:
— Надо выпрыгивать! Кони понесли!