Издержки хорошего воспитания (сборник) - стр. 17

– Ну, Тоби, неисправимый, легкомысленный романтик, ловец радуги, – беззлобно произнес старик, – ты убедился, что тебе нужна именно эта девушка?

Карлайл без тени сомнения улыбнулся.

– Да, естественно, – ответил он. – Я и не сомневался в этом с той минуты, когда услышал про ее нрав. Потому я и приказал Бейбу вчера вечером пустить ракету.

– Я рад, – сказал полковник Морленд загробным тоном. – Мы все время держались поблизости: мало ли что могли выкинуть эти залетные черномазые. Примерно в такой компрометирующей позе мы и рассчитывали тебя с нею застукать, – вздохнул он. – Как говорится, ловили на живца!

– Мы с твоим отцом всю ночь просидели без сна: надеялись на лучшее, точнее, на худшее. Бог свидетель, вы с нею – идеальная пара, мой мальчик. Она мне всю душу вымотала. Ты успел вручить ей русский браслет, который мой сыщик выманил у этой Мими?

Карлайл кивнул.

– Ш-ш-ш, – предостерег он. – Она поднимается на палубу.

Ардита появилась из люка и невольно кинула быстрый взгляд на запястья Карлайла. У нее на лице отразилось недоумение. На корме негры затянули песню, и прохладное озерцо, по-рассветному свежее, безмятежным эхом вторило их низким голосам.

– Ардита, – дрогнувшим голосом позвал Карлайл.

Ее качнуло в его сторону.

– Ардита, – повторил он, затаив дыхание, – должен открыть тебе… правду. Это все было подстроено, Ардита. Никакой я не Карлайл. Я Морленд, Тоби Морленд. Моя история – чистой воды выдумка, навеянная воздухом Флориды.

Она уставилась на него, и у нее на лице быстрой вереницей промелькнули изумление, недоверие и гнев. Трое мужчин боялись дышать. Морленд-старший шагнул к ней; мистер Фарнэм в ужасе приоткрыл рот в ожидании катастрофы.

Но ее не произошло. Ардита вдруг расцвела, с коротким смехом бросилась к младшему Морленду и посмотрела на него без тени гнева в серых глазах.

– Ты можешь поклясться, – вполголоса спросила она, – что придумал это сам?

– Клянусь, – с готовностью заверил молодой Морленд.

Она притянула к себе его лицо и нежно поцеловала.

– Вот это воображение! – тихо и едва ли не завистливо проговорила она. – Хочу, чтобы ты всю жизнь баловал меня такими сладостными обманами!

Голоса негров сонно удалялись, выводя уже слышанный ею мотив:

– А что было в мешках? – шепотом спросила она.

– Флоридский грунт, – ответил он. – По крайней мере, в этом, да и кое в чем другом, я тебя не обманул.

– Кое о чем другом я догадываюсь, – сказала она и, привстав на цыпочки, поцеловала его в подтверждение этих слов.

В 1915 году Хорасу Тарбоксу стукнуло тринадцать. В тот самый год он сдал вступительные экзамены в Гарвард, получив отличные оценки по творчеству Цезаря, Цицерона, Вергилия, Ксенофонта и Гомера, а также по алгебре, геометрии, тригонометрии и химии.

Через два года, как раз когда Джордж Майкл Коэн сочинял свою знаменитую песню «Там, за морями»[7], Хорас, на две головы опередивший по успеваемости остальных второкурсников, подбирал материалы к докладу «Силлогизм как устаревшая схоластическая форма», а во время битвы при Шато-Тьери он сидел за письменным столом и размышлял, стоит ли дожидаться семнадцатого дня рождения, прежде чем взяться за цикл статей «Прагматический уклон в неореализме».

Некоторое время спустя какой-то газетчик сообщил ему, что война закончилась, и Хорас искренне обрадовался, поскольку это означало, что издатели – братья Пит в ближайшее время выпустят в свет очередной тираж «Усовершенствования восприятия у Спинозы». Война – штука в своем роде неплохая, делает молодых людей самостоятельными, или что-то в таком духе, но Хорас уже понял, что никогда не простит президента за то, что тот дозволил духовому оркестру греметь у него под окном в день лжеперемирия