Избранные произведения. Том 3 - стр. 67
– Ждите. Переговорим с командованием.
Город немцы беспрерывно бомбили. С кораблей, с сопок и прямо с крыш зданий яростно стучали зенитки. Порт и военные объекты не особенно страдали, но жилые дома то и дело горели.
Верещагин и Урманов взяли целую кипу газет.
– Нам и старые интересны, товарищ комиссар. Мы так долго были оторваны от жизни. Очень хочется всё знать…
Ночью Верещагин глаз не сомкнул. Закинув руки за голову, он уставился в потолок. В его родном колхозе – фашисты. Что со старушкой матерью, с отцом, с сестрёнкой? Отец – человек с характером. Он не покорится фашистам, и, может быть, его уже повесили на первых же воротах. Сестрёнка – комсомолка, её тоже не оставят на свободе…
Не дождавшись рассвета, Верещагин вскочил и зашагал по комнате, пытаясь подавить душевную боль. Половицы скрипели под его тяжестью. Он поднял угол маскировочной шторки и посмотрел из окна в сплошную черноту ночного города.
«Неужели враг думает потушить нашу жизнь так же, как огни этого города? Нет, никогда, никогда не бывать этому».
Объявили воздушную тревогу, и сейчас же захлопали зенитки.
Моряки выскочили на улицу. Вражеские самолёты уже гудели над головой. Вскоре засвистели первые сброшенные бомбы.
– В щель! В щель! – закричал кто-то.
В разных концах города разрасталось пламя пожаров.
Наутро морякам огласили приказ командования. Лейтенант Краснов и мичман Шалденко должны были лететь в Архангельск, а остальные пойдут на оборону Мурманска.
– В пехоту? – воскликнул Ломидзе.
Худощавый комендант устремил на него внимательные, опухшие от недосыпания глаза и спокойно заговорил:
– Да, в пехоту, товарищ краснофлотец. Когда угрожала опасность нашей родине, русские моряки в случае надобности и на суше высоко держали честь и славу русского флота. Мы отправляем вас временно в морскую пехоту. Враг рвётся в Мурманск, но северный Севастополь мы не сдадим.
Верещагин ответил за всех:
– Товарищ капитан-лейтенант, мы готовы идти, куда нам прикажут.
Перед отъездом они сходили в госпиталь попрощаться с Шалденко. Здоровье мичмана улучшалось, он смеялся, шутил. От радости, что увидел своих товарищей, он ещё более оживился.
– Дышу морским воздухом, а это лучшее лекарство, – сказал он, показывая рукой на блещущий под солнцем залив. – Что нового у вас?
– Новости вот какие, – ответил Верещагин, – записались в пехоту.
Шалденко чуть не вскочил от неожиданности:
– В пехоту? Вы что, с ума сошли? Бросьте шутки шутить, не то костылём вас!
– Уставом это не предусмотрено, – мрачно пошутил Ломидзе.
– Я вам покажу уставы!
– Не горячись, товарищ мичман, – сказал Верещагин. – Мы ведь не шутим. – И он передал Шалденко слова коменданта. – А ты лучше вот что, товарищ мичман, – продолжал Верещагин. – Выздоровеешь, не забудь про нас. Похлопочи, чтобы нас вернули на флот, когда можно будет. Сам знаешь: трудно моряку жить без моря. А сейчас попрощаемся. Нам пора.
Растроганный Шалденко крепко обнимал товарищей. Верещагина он немного задержал.
– Прощай, Андрей, – сказал он, обхватив его могучие плечи, и, чуть запнувшись, добавил: – Лидин адрес взял?
– Нет у неё пока адреса-то.
– Как же ты думаешь?
– Сказал, чтобы писала в Архангельск, ведь сам чёрт не знает, куда мы уезжаем.
– Да, дела… – произнёс Шалденко, как бы говоря сам с собой. И добавил: – Ты не горюй, сохраню твои письма. При случае перешлю. Значит, договорились – пиши на меня.