Избранные произведения. Том 2 - стр. 21
– Ладно, не береди больного места, – бросил он сердито. – Не зря говорят: ум к татарину приходит после обеда. Дураком был, потому и хвастал…
Дорогу перекрыл красный огонь семафора. Передние машины остановились. Задние резко, с взвизгиванием, притормаживая, вплотную придвигались к ним. Люди тоже сбились кучкой. Кто-то потянул Матвея Яковлевича за рукав. Сулейман, не заметив этого, продолжал протискиваться вперёд, Матвей Яковлевич только собрался крикнуть ему, чтобы тот обождал, как в двух шагах от него остановилась «Победа». Узнав директорского шофёра, обрадованный Матвей Яковлевич заглянул на заднее сиденье и увидел Хасана. Откинувшись на спинку, он с задумчивой сосредоточенностью уставился куда-то перед собой. Лицо невесёлое, губы плотно сжаты, широкий раздвоенный подбородок словно высечен из голубоватого мрамора. В этом хмуром человеке с резковатыми чертами лица с трудом можно было узнать прежнего розовощёкого Хасана.
Старик даже немного растерялся от этой неожиданной, хотя и долгожданной встречи. Горячая волна радости нервным комком застряла в горле. Он хотел крикнуть: «Хасан, сынок!», хотел броситься к машине, но не смог и сдвинуться с места.
От резкого торможения Муртазин поднял голову. Из-за стекла на Матвея Яковлевича уставились равнодушные, холодные глаза. В этих глазах Матвей Яковлевич не прочёл ничего, кроме усталости и недовольства. На одну секунду он усомнился: Хасан ли это? Но Муртазин, увидев седого старика и группу любопытных вокруг него, опустил стекло.
– Что так смотрите, дедушка, или знавали раньше? – спросил он.
Матвей Яковлевич подумал, что Хасан Шакирович просто шутит, а может, и вправду не признал с налёту-то, и, слегка улыбнувшись, с растроганной ласковостью ответил:
– Да вроде того.
Старик ждал, что после этих слов Хасан Шакирович, всмотревшись повнимательнее, распахнёт дверцу и выскочит, чтобы обнять его. Но дверца не раскрылась, Муртазин даже не пошевельнулся.
– Я тоже, кажется, где-то видел вас, – сказал он. Но тут машина тронулась.
Матвей Яковлевич, ошеломлённый случившимся, застыл на месте. Он даже не слышал извинений прохожих, то и дело в спешке отчаянно толкавших его.
– «Я тоже, кажется, где-то видел вас…» – шептал он про себя. – Вот так встреча!..
– Матвей Яковлевич, что с вами? – подхватила старика под руку средняя дочь Сулеймана Гульчира.
Погорельцев пробормотал что-то. Похоже – выругался. Они подошли к проходной. Успевший встать на свой пост Айнулла кричал проходящим:
– Пропуска! Пропуска!
Погорельцев сунул руку в карман, в другой – пропуска не было.
– Ну, к чему вам его пропуск, Айнулла-абзы, разве вы не знаете Матвея Яковлевича, – удивилась Гульчира.
Но Айнулла ничего слышать не хотел.
– Порядок, дочка… У порядка нет ни родных, ни знакомых. Матви Яклич, милый, отойди в сторонку и не мешай, народу проходить надо. Товарищи, готовьте пропуска! Раскрывайте, раскрывайте!.. Ты, браток, мне фокусы не показывай, – одёрнул Айнулла парня в кургузой кепке, который ловко хлопнул своим пропуском перед самым носом вахтёра. – Хранил бы получше! А то ишь, непутёвый, излохматил свой пропуск, что жёваный лист! Это ведь документ…
Нырявшие в проходную рабочие бросали удивлённые взгляды на красного Матвея Яковлевича, что-то растерянно искавшего по карманам. Гульчира, не в силах больше видеть этого, заспорила с Айнуллой. Наконец, подойдя к Матвею Яковлевичу, сама ощупала его карманы.