Избранные. Химерная проза - стр. 7
– Я – пленница этой кухни. Раба сотен господ, что бесконечной вереницей пользуются мной, как бульварной девкой, – сказала гневно Миланка.
– Какой девкой? – переспросил Натко.
– Бульварной, – повторила Миланка, но Натко это слово было неизвестно, хотя общий смысл Миланкиных сентенций он уловил.
– Хочешь, отвезу тебя в Дурдич? – зашел Натко с козырей.
Миланка подняла на него полные недоверия глаза и покачала головой:
– Ты не сможешь.
Натко скользнул усталым взором по выбившимся из-под платка чернявым локонам жены, по её широкому, с небольшой горбинкой, носу, усыпанному веснушками, по подрагивавшим от горестного волнения плечам, по вздымающейся под передником груди, и вспомнил постояльцев, что с таким вожделением глазели на её формы.
«Да как такую можно за волосы таскать или кулаком в лицо бить?» – подумал Натко возмущенно и решительно тряхнул головой.
– Прямо сейчас отвезу. Сядем в лодку и поедем.
– Темно же, – возразила Миланка.
– Луна вона какая, – хмыкнул деловито Натко, в котором взыграл вдруг юношеский запал.
– Идем, – со смесью страха и восторга отозвалась Миланка.
– Куда это вы собрались на ночь глядя? – со вполне однозначным недоверием спросил один из поверенных греческого банкира, перегородивший супружеской паре выход из таверны.
– В Дурдич, – честно ответил Натко, глядя на поверенного сверху вниз и чувствуя, как жена тянет его за руку назад.
– Зачем ночью вам обоим в Дурдич? – холодным, как озерная вода, тоном спросил поверенный.
– У жены горячка. Её надо срочно показать доктору.
– Родовая? – уточнил совершенно лишенным иронии тоном поверенный
– Да какое вам собственно дело, куда мы едем? – разозлился вдруг Натко, которого этот вечер и так уже порядком достал. – Мы – люди свободные! Хотим – в Дурдич едем, хотим – в Рим махнем, к Папе Римскому!
– Или к местному атаману в горах, – хмыкнул второй поверенный, подошедший сзади, – чтобы он нас прирезал и денежки забрал, что мы в Загреб везем.
– Вот-вот, приметил небось сумку с золотишком, паскуда, – процедил сквозь зубы первый поверенный, выхватил из-за пояса короткий нож и приставил его острие к горлу оцепеневшего от страха Натко.
Ночь супруги провели привязанными друг к другу и запертыми на собственной кухне. Однако поверенные греческого банкира оказались людьми хоть и подозрительными, но не разбойниками. Они утром развязали хозяев таверны и даже не забыли расплатиться за ночлег и корм для лошадей. После чего вскочили на своих кляч и удалились вверх по западной дороге.
– А вот теперь – в Дурдич! – воскликнула Миланка, как только фигуры всадников скрылись за лесом.
– Куда?! – взревел Натко, бешено вращая красными от недосыпа глазами.
– В Дурдич, – неуверенно повторила Миланка, – ты же обещал.
– В Дурдич! – повторил громко её разъяренный муж.
– Гав! – отозвался из кустов Савка.
– Хорошо! Марш в лодку! А я запру таверну!
– Я ведь тебе говорила. Из чистилища нет пути, – произнесла загробным голосом Миланка, когда они оказались на берегу.
Непрестанно богохульствуя, Натко обошел жену и встал перед причалом, возле которого лежала на дне озера лодка, чье днище было раскурочено топором. Побогохульствовав для приличия еще немного, Натко развернулся и пошел к таверне, у дверей которой уже стояли крестьяне и телега, запряженная волом.