Размер шрифта
-
+

Избранное - стр. 28

– Ну как? Не велик? – говорит Пал Палыч.

– Что вы, – говорю, – как раз! – Я испугался, что вдруг он мне будет велик и мне не дадут его.

– Ну, я очень рад. Забирай свой костюм. Ты ведь знаешь, когда начало?

Конечно, я знал, когда начало. Как можно не знать!

Я забыл даже сказать спасибо.

Когда я надел дома костюм, и жабо, и колпак и стал смотреть в зеркало, я стал строить рожи, кривляться, смотрел и смотрел на себя, удивляясь все больше, какие замечательные бывают на свете костюмы!

Я обедал в костюме. Даже колпак не снял, так в колпаке и обедал.

– Сними малахай-то свой, – сказала мама.

Она про колпак так сказала.

Я все быстро съел и колпак не снял.

Потом я вышел во двор. Мой костюм всех поразил. Правда, кто-то сказал из окна:

– Да ты что, одурел! Ведь зима на дворе!

Но я не обратил внимания. Мне совсем не было холодно. Я ходил, высоко подняв голову. За мной шли братья Измайловы. Весь двор смотрел на меня.

Я еще долго ходил бы. Не так уж мне холодно было. Но мама взяла меня за руку и притащила домой.

Весь день я не снимал костюм. Выступал перед мамой, кривлялся, прыгал через скамейку, снимал колпак и становился на голову. Что я только не делал!

В три часа я надел пальто, шапку, колпак взял под мышку и вышел.

У входа в школу надел маску. Никого еще не было. Я пришел раньше всех.

Я ходил по школе. По этажам, по всем лестницам, по пустым классам.

В одном классе была тетя Даша. Она убирала класс. Тетя Даша меня не узнала. Еще бы! Ведь я был в маске. Но костюм ей, наверно, понравился. Потому что она улыбнулась.

Я стоял и стоял в дверях. Может быть, что-нибудь скажет, похвалит костюм. Тогда тетя Даша сказала: «Иди, милый, отсюда, гляди, пыль какая…»

Я пошел в зал, где елка. Там уже было много ребят. Играл оркестр. Летел серпантин. Пели песни. Карнавал уже начался. Каких только костюмов не было! И Буратино с длинным носом, и три мушкетера, и Золушка, и Карабас Барабас, и казак в бурке. Правда, бурка была из картона, зато шашка что надо! Как настоящая шашка. Шашка тащилась по полу, а сам казак ходил осторожно, чтоб бурка с него не свалилась, он все поправлял ее. Потом в зал въехал конь со всадником. Я вовсю смеялся. Тем более что тот, кто был лошадью, вдруг маску снял и сказал: «Мне так не видно!» И мы все узнали Гришаткина. Вот так лошадь! А тот, кто сидел на Гришаткине, слез с него и говорит: «Эх ты, Колька, не мог потерпеть! Может быть, нам бы премию дали!» Но маску не снял, и мы его не узнали. Гришаткин встал и ушел, а всадник за ним пошел. Ну, смеху было!

Пал Палыч увидел меня и спросил:

– Ну как?

– Очень смешно, – говорю.

Кто-то сказал Пал Палычу:

– Подумать только: где-то война, а здесь все своим чередом…

Я пошел казака искать.

Народу еще прибавилось. Я не нашел его сразу. Вдруг слышу, кто-то зовет меня. Да это же сам казак! Мишка, сын дяди Гоши! Я по голосу сразу узнал.

– Это ты? – говорит. – Ишь ты какой!

– Я, – говорю, – знаменитый клоун! Сын Горхмаза!

Он говорит:

– А я знаменитый казак! Ты мою шашку видел?

– А это видел? – говорю. – Жабо!

– Жабо?

– Вот именно, – говорю. – Жабо, а не что-нибудь!

Он засмеялся и говорит:

– Жаба! Жаба!

– Не жаба, а жабо! – говорю. – Дурак ты!

– Как ты смеешь мне так говорить! – и за шашку хватается.

Потом мы помирились, и он говорит:

– А ну покажи жабо! Хорошее жабо.

Страница 28