Избранное - стр. 21

Пал Палыч подошел к окну.

– Что я вижу там? – спросил он.

Мы стали смотреть в окно, но ничего такого там не увидели.

– Я вижу нашу землю. Ваши отцы бьются насмерть за эту землю. Отцы ваши не заслуживают этих, с позволения сказать, подарочков в виде, как вы сами понимаете, двоек и единиц, и я могу надеяться, могу думать, что это будет у нас редчайшим явлением в нашей практике. Могу я надеяться? – спросил он.

– Можете! – закричали мы вразброд.

– Очень хорошо, – сказал он, – приступим к уроку.

Я как раз заканчивал рисунок: отцы наши мчатся на конях, с шашками наголо, а Гитлер от них удирает. Я видел, как рисуют Гитлера в газетах, и, по-моему, здорово похоже получилось…

Двойку все-таки я получил. Хотя я вовсю старался. Почти все у Мишки списал.

Двойки я получал и раньше. Но то было раньше, а то теперь. От папы давно нет писем. С того дня, как он уехал. Я все боялся: придет письмо, папа спросит в письме, как там Петя, как учится, что я отвечу?

Нужно было исправить двойку. Ждать я больше не мог.

Я решил объяснить все Пал Палычу.

– Мда… – сказал он. – Семь ошибок в одном изложении. Но выход есть. Вот возьми книжку. Вот этот рассказ. Ты прочтешь его дома. Разок или два. Но не больше. Закроешь книжку и будешь писать. Только чур – не заглядывать. Понял?

– А кто будет смотреть, заглядываю я или не заглядываю? – сказал я.

– Никто не будет смотреть. Не такой ты уж маленький. Взрослый парень. Что за тобой смотреть!

– Как же так? – удивился я. – Я ведь буду смотреть.

– Не думаю, – сказал он.

– Почему же?

– Потому что на честность. Такой уговор. Как же можно смотреть! Тогда будет нечестно.

– Вот это да! – удивился я.

– Я тебе верю, – сказал Пал Палыч. – Я доверяю тебе – вот и все!

– Так-то так, – сказал я, – но кто будет знать?

– Можно считать, – сказал Пал Палыч, – что разговор у нас закончен.

– Конечно, конечно, – сказал я, – конечно…

Я, наверно, был очень растерян. Такого еще я не видел. Прямо-таки удивительно!

Я прочел рассказ только два раза. Больше я не открыл книжку. Хотя мне очень хотелось. Я писал с трудом. Так хотелось мне заглянуть в рассказ! Даже в классе писать было легче. Там можно было спросить у Пал Палыча. Можно было списать у соседа. А здесь было все на честность.

Я все написал, как запомнил. Пал Палыч прочел и сказал:

– Человек ты, я вижу, честный. Так и пиши отцу.

– А как же двойка?

– Это не самое главное. Можешь считать, что исправил.

– А откуда вы знаете, – спросил я, – честный я или не честный?

– Сразу видно, – сказал Пал Палыч, – по изложению видно.

Смотрю я на наш почтовый ящик и вижу: там что-то белеет. Что-то есть в нашем ящике, что-то лежит там…

– Мама! Мама! – кричу. – Что-то в ящике есть!

Я ведь могу посмотреть, что там есть, а сам на месте стою и кричу:

– Мама! Там что-то есть!

И вот мама подходит к ящику, вынимает оттуда одно письмо и второе письмо – целых два письма! Она прижимает к груди письма и говорит: «Боже мой… боже мой…» – идет быстро в комнату. Я говорю: «Это все от папы?» А мама говорит: «От папы, да… одно письмо от папы, боже мой…» У мамы вовсю дрожат руки, она с трудом рвет конверт и читает. «Ты читай вслух, читай вслух», – прошу я. И мама читает вслух, мамин голос совсем не похож на мамин, глухой и тихий, будто издалека слышу я мамин голос: «…Чертовщина у нас тут получилась, очень скоро мы попали в окружение, ушли в лес и болтались по лесам и болотам довольно долго, а потом прорвались и соединились с нашими войсками. Сейчас я жив и здоров. Здесь меня орденом наградили – Красного Знамени. Теперь вы понимаете, почему от меня не было писем – по этой простой причине…»