Избранное: Динамика культуры - стр. 18

Возьмем миссионера{26}. К нему нельзя относиться «таким же образом, как к колдуну…». Миссионер – это инициатор и эпицентр происходящей сейчас в Африке религиозной революции. Он не был бы верен своему призванию, если бы хоть раз согласился действовать по тому принципу, что христианство есть «лишь одна из форм культа». В сущности, в соответствии с его призванием, он относится к другим формам религии как к заблуждениям, которые подобает только уничтожать, а христианство воспринимает совершенно по-иному – как религию, которую следует насаждать как единственно истинную. Вовсе не желая ставить рядом с христианством другие культы и сочетать их учения с евангельской вестью, миссионер усердно занят вытеснением местных верований.

С другой стороны, представитель администрации далек от того, чтобы когда-нибудь стать вождем в традиционном понимании или быть представителем племенной власти, при том, что фактически он есть ее неотъемлемая часть в любом смысле; ведь сам он всегда должен быть вне племени и выше его, должен контролировать его извне. К нему не относятся как к вождю, потому что его действия не похожи на поступки вождя. Средний британский чиновник пытается служить справедливости и быть отцом для своих подопечных. Но составляет ли он с его точки зрения неотъемлемую часть племени? Нет. Он не был ни рожден, ни воспитан ради интересов племени, он даже не очень-то хорошо разбирается в каких-либо свойственных племени взглядах и обычаях. В действительности он – слуга Британской империи, временно работающий в такой-то колонии, воспитанник европейской общеобразовательной средней школы, англичанин или шотландец. В первую очередь он должен охранять интересы империи. В колонии он должен оберегать европейские интересы, а также поддерживать равновесие между этими интересами и противостоящими им туземными притязаниями. Трактовать роль европейских политических сил в Африке в терминах вымышленного хорошо интегрированного сообщества значило бы для нас оказаться слепыми по отношению к самому определению задач, природы и смысла колониального управления.

Точно так же и промышленное предприятие не может восприниматься как часть племенного объединения. Странно выглядело бы то африканское племя, которое охватывало золотые шахты Рэнда с их гигантским заводом, биржу Йоханнесбурга и банковскую систему, простирающуюся от Кейп-Кода до Каира. Системы коммуникации, железные дороги и самолеты Королевских авиалиний, сеть автомобильных дорог, по которым ездят легковые автомобили и грузовики, – все это часть культурных контактов. Но понятие расширенного африканского племени, понятие, в которое можно втиснуть все перечисленное ради того, чтобы образовать единый племенной горизонт, обречено на провал сразу же, как только будет создано{27}.

Очень трудно будет воспринять поселенца и его африканского соседа как собратьев, принадлежащих к одной большой семье; в равной мере трудно применить данное понятие к некоторым африкаанс-говорящим группам и к кафрам, интеграция с которыми вступает в противоречие с основными принципами Грондвета или конституции Бурской Республики. Что же касается возможностей практического применения антропологических изысканий, то концепция культурных изменений как воздействия западной цивилизации и реакции на нее туземных культур – это единственный плодотворный подход. Планы, намерения и интересы белых сил, участвующих в контакте, мы должны трактовать как нечто такое, что может быть реализовано только через сотрудничество с африканцами, или как то, что терпит неудачу из-за реального конфликта интересов, ошибочного планирования, непонимания или отсутствия общей основы для эффективной совместной работы. Антрополог может стать здесь полезным советчиком, только если он отчетливо понимает, что возможность эффективного сотрудничества иногда существует, что есть определенные условия, при которых оно возможно, причем в известных случаях результатом взаимодействия неизбежно будет столкновение