Избранники времени. Обреченные на подвиг - стр. 17
Вспомнил, пожалуй, и Вилли Поста – теперь ему путь открыт и первенство будет за ним, этим на зависть удачливым Циклопом.
Мучили сомнения: «А вдруг прошел бы? Вот и Байдуков настаивал – лететь дальше. Нет, эта чертова машина удачи не обещает. Кто ее сделал такой, кто выпустил в полет? Они за все ответят там, где следует»…
То было самоистязание позором – самая ужасная из всех человеческих пыток. Он наглухо замкнулся и за весь обратный путь не проронил ни слова.
Время шло к ночи, темень становилась все гуще и на подходе к Кричевицам Байдуков, чтоб довести посадочный вес машины до разрешенного – разгрузить шасси и очень удлиненные крылья, где были расположены топливные баки, – открыл аварийные сливные горловины. Бензин хлынул на волю, и тут все почувствовали, как весь самолет окутался плотным облаком мельчайших частиц распыленного бензина. Его густые испарения проникли в кабину и заполнили все ее пространство. Запах бензина был ничуть не приятнее духа горелого масла. Но суть не в аромате – складывалась угрожающая ситуация: малейшая искра, а искрящих источников на борту было предостаточно, не говоря уже о выхлопных коллекторах мотора, – и самолет мог мгновенно вспыхнуть со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Строго говоря, перед сливом горючего следовало выключить мотор – так требовала инструкция, так поступал Громов в тех двух случаях, когда он шел на вынужденные посадки. Но этот экипаж решил рискнуть – вел слив, не прибегая к лишним осложнениям.
Пилот и штурман постарались поменьше прикасаться к выключателям, и бог их миловал. Байдуков, аккуратно зайдя по ночному старту, благополучно посадил машину в световых ограничителях. Потом отрулил ее в сторону, к стоянкам, и выключил мотор.
Тишина. Леваневский и Байдуков сошли на землю, в молчании извлекли папиросы. Казалось, все приключения этого окаянного дня позади.
Но вот Левченко, покидая машину последним, нечаянно в темноте задел тумблер пуска подкрыльных ракет (эти мощные светящие ракеты применяются для подсветки места приземления при ночной посадке вне аэродрома). Ракеты с диким шипением, извергая буйное пламя, шлепнулись о землю и мгновенно подожгли самолет. Насквозь пропитанный бензином, он вспыхнул, как факел, и никаких перчаток, курток и шлемов, с которыми бросился экипаж на тушение пожара, не хватило бы, чтоб спасти машину, если бы в ту же минуту у самолета не оказалась подкатившая на грузовичке дружная красноармейская команда. Бойцы моментально окружили очаг огня и огромными брезентовыми полотнищами ловко накрыли всю горевшую площадь.
Самолет был спасен. Байдуков потом удивлялся – откуда они возникли, эти славные молодцы с брезентами? Да все было просто: это примчала пожарная команда из аварийно-спасательного отряда, дежурившего на аэродроме по распоряжению авиационного командования из Москвы в ожидании «аварийной» посадки самолета Леваневского.
Подавленные и сокрушенные целой цепью опасных невзгод, все трое – Леваневский, Байдуков и Левченко – под светом автомобильных фар и ручных фонариков осмотрели и ощупали несчастную машину. Она изрядно обгорела, но была цела, и ее летной судьбе пока ничто не угрожало.
Еще не рассеялся ночной мрак, когда на аэродроме приземлился прилетевший из Москвы ТБ-3, – тяжелый четырехмоторный бомбардировщик. Из его чрева сошла солидная комиссия – военные чины во главе с начальником штаба ВВС Красной Армии комкором Хрипиным, конечно же, чекисты, и крупная группа авиационных специалистов.