Избранница Наполеона - стр. 7
– Благодарю тебя, Поль.
Он возвращается в приемную, а я оказываюсь лицом к лицу с Наполеоном. Мы с ним во многом похожи. Оба – темноволосые и смуглые, как мамина родня, Рамолино, и подобно им горячие и пылкие. Еще в детстве он говорил мне, что когда-нибудь его имя будет греметь на всю Европу, и я ему верила.
– Значит, ты ей сказал. – Я улыбаюсь. Обри подбегает к нему приласкаться, и он машинально гладит собаку.
– Как я мог? – Он подходит к моему любимому креслу и садится. – У нее началась истерика, она рыдала.
– И ты не сказал, что намерен развестись?! – Я говорю таким тоном, что Обри стремглав бросается из комнаты.
– Она меня любит…
– Тебя пол-Европы любит! А она – лгунья! – Я пересекаю комнату и встаю перед ним. – Сам подумай: как она только тебя не обманывала! – выпаливаю я. – Сначала – про свой возраст, потом – про счета, и наконец – что она не бесплодна.
Господи, думаю я, да она же на шесть лет тебя старше! Без пяти минут бабушка. И ты почти четырнадцать лет верил, что отсутствие детей – это твоя вина!
Он прищуривается.
– Это правда. Она всегда меня обманывала.
– Она усомнилась в твоих мужских способностях. – Я на секунду закрываю глаза, потом выкладываю свой главный козырь. – Взять хотя бы, что она наплела русскому послу.
Его лицо каменеет.
– И что же?
Я делаю шаг назад.
– Как, ты не слышал?
– Что… она… ему… сказала? – Он поднимается.
Я изображаю глубокое сострадание, потом опять прикрываю глаза.
– На одном из своих приемов она заявила русским, что ты, по-видимому, импотент.
Брат свирепеет. Он кидается к двери, но я его опережаю и преграждаю дорогу, чтобы не дать уйти и схлестнуться с Жозефиной.
– Этого уже не исправишь!
– Пусти! – кричит он.
– Ты ничего не можешь сделать! Успокойся. – Я глажу его по лицу. – В эти слухи ни один серьезный человек не верит. А теперь, когда Мария Валевская носит твоего ребенка, кто ей вообще поверит? – Я беру его под руку и возвращаю к креслу у окна. – Открыть? Хочешь свежего воздуха?
– Нет! Свежий воздух вреден для здоровья. – Но его не оставляют мысли о русских. – Импотент! – бушует он. – Если я когда и отказался ее взять, то лишь потому, что был прямо от Мари!
Сестры от такого признания пришли бы в ужас, но у нас с Наполеоном друг от друга тайн нет. Я сажусь на край кресла и наклоняюсь к нему.
– Она просто распустила слух… Гнусную сплетню. Она всегда была непорядочной!
Конечно, он не может забыть, как она прятала от него счета, когда они поженились. Как ему пришлось продать конюшню – своих драгоценных лошадей! – чтобы оплатить ее причуды, которые продолжаются и поныне.
Он, конечно, богаче Папы Римского, но я никогда не прощу ей, что она его использовала. А еще – того, как она обошлась со мной…
– Это правильное решение – развестись.
– Да.
– Я… я ей завтра скажу.
Но я понимаю, что у него на уме. Привязанность брата к этой женщине противоестественна. В другие времена я бы задумалась, не околдовала ли она его.
– А можешь поручить это Гортензии, – небрежно бросаю я, будто меня только что осенило. И пусть тогда Жозефина рыдает, ей все равно его не отговорить. Потом я резко меняю тему, так, словно вопрос решен. – Сегодня вечером у меня прием в твою честь.
– Да, слышал.
Гости уже, наверное, собрались, и моя парадная гостиная полна смеха и аромата духов.