Избранная по контракту - стр. 48

Сивка отрицательно махнул в ответ гривой. Как следовало из его запутанного повествования, этот ночной сомелье пострадал за любовь. Если раньше табун снисходительно смотрел на то, как он отказывался просыпаться на заре и носиться по росе, закрывал до поры до времени глаза на его выбраки в виде местного матерка в присутствии монарха, заминал перед духовенством его нежелание являться под окна монастырей в строго отведенные дни, то его любовь к русалке стала последней каплей.

– Дельфин русалку отлюбил глубокой трепетной любовью, – коверкая текст и безбожно фальшивя, попытался спеть пес, но я его сурово одернула:

– Кто бы говорил… А кто три недели в том году грыз обувь по соседской сенбернарше? Послушай, Сивка, а разве у вас тут нет предубеждений против межрасовых браков?

– Нет, Дариа, – отрицательно отозвался он. – Дело совершенно в другом.

– Стой, – замахала я руками, как лопастями винта, – дай отгадаю. У вас с ней разные места обитания да детишек не могло быть, а вашим родителям хотелось до аллергии и диатеза обкормить сладостями рогато-хвостатых внуков?

– Места обитания тут ни при чем, да и потом, ты что, думаешь, русалки беременеют от того, что об их хвост святой дух потрется? – огорошил меня Сивка.

– А разве они не икру откладывают, и у тебя что-то я плавников не заметил, – некстати влез настырный пес.

– Русалка на берегу может принять любой образ, – просветил нас любитель нетрадиционной любви. И продолжил: – Она мне изменила с оборотнем, а он забыл выпить специальный отвар – и через положенное время эта упырица родила. Я, как благородный, хотел прикрыть ее позор, но мой папа не оценил попыток и сказал: «Дураков надо учить». А я, как жеребенок безрогий, хотел у себя на крупе попросить художника нарисовать ее портрет. – Сивка горестно вздохнул и нацелился пролить слезы по поруганной любви.

– А как же теперь эта гнида речная наказана, что с ней сделали? – решил не дать впасть в пучину отчаянья Сосискин.

– Ничего, после скандала в двух семействах ее выдали замуж за оборотня, и у их сына вторая ипостась не волк и не русалка, а волк с рыбьим хвостом. Да и пошла она в троллью задницу, коряга водоплавающая, – подвел итог мелодраме Сивка.

На Сосискина этот «бразильский сериал» не произвел никакого впечатления.

– Слышь, Дашка, – весело затявкал он мне на ухо, – я теперь понял, почему у него один рог.

– Ну и почему? – заинтересовался мой скептицизм, свято не верящий, что в голову Сосискина могут прийти хоть какие-то умные мысли.

– Если бы ему изменила жирафа, то их было бы два, а так как ему их наставила полурыба-полубаба, то он у него один.

– Слушай, зоолог ты мой, тебя послушать, если бы их ему наставила какая-нибудь лосиха, то они бы у него торчали на голове, как кактус-лепешечник. Уймись, Дроздов-недоучка, во всех сказках рог у них один, и вообще хорош шептаться, вон, видишь, Сивка собрался пьяные слезы выдавливать, а у меня водки не хватит его утешать. – И добавила шепотом: – Знаешь, меня терзают подозрения, никакой он не диссидент, а просто бичующий элемент, страдающий алкоголизмом и заскочивший к нам на опохмелку. Ладно, – махнула я рукой, – разберемся, но если я узнаю, что весь этот бред про селедку с сиськами, грешащую в камышах с каким-нибудь блохастым Бобиком, он придумал, чтобы развести меня на бутылку, то я найду способ попортить ему гриву.