Избранная луной - стр. 60
Леда подняла бровь и ободряюще кивнула Мари.
– С-спасибо, так и есть. И я с радостью приму ваш дар в следующую третью ночь. – Мари повторяла слова, много раз слышанные от матери, но чувствовала себя неловко, будто надела драгоценный плащ Леды с меховой оторочкой и примеряет на себя роль, которая ей пока не по плечу.
– Прощайте, до скорой встречи, – учтиво сказала Леда, обнимая Дженну и пожимая руку Ксандру. И обратилась к Мари: – Веди меня, дочь моя.
Мари кивнула и застыла у выхода из шатра, напряженно прислушиваясь. Все молчало кругом, и она, раздвинув стебли, выбралась наружу. Остановилась, огляделась, прислушалась – и убедившись, что в лесу тихо и безопасно, поманила за собой мать.
Леда выскользнула из зеленого шатра и нагнала дочь.
– Ты и правда хорошо себя чувствуешь, мама? – прошептала Мари, наклонившись поближе к Леде.
– Да, – шепнула Леда в ответ. – Я так горжусь тобой, Мари! Ты и впрямь совершила чудо. – И, склонившись к самому уху дочери, спросила: – А Ригель?
– Я отправила его домой перед тем как на нас напали. Это он меня предупредил, что враги идут.
– Я так и думала, – кивнула Леда.
– Мама, один из Псобратьев говорил о Ригеле. Я все слышала. Они пришли сюда, потому что один, по имени Ник, ищет щенка овчарки, наверняка Ригеля. Как же нам быть?
Леда сжала руку дочери.
– Дома разберемся. А сейчас сосредоточься, попробуй мысленно поддержать щенка. Он, наверное, без тебя места себе не находит.
Мари так и сделала – представила Ригеля у входа в нору, вообразила невидимые нити, что связывают их, и по этим нитям послала ему волну любви и поддержки, представив, будто они, все трое, снова вместе и радуются встрече.
Тогда-то Мари и допустила самый большой промах. В лесу первое правило – всегда, каждую минуту быть настороже. Едва Мари научилась ходить, Леда твердила ей зарифмованные слова с правилами безопасности:
Но в ту ночь все было иначе. Впервые с тех пор, как Мари стала взрослой, она утратила бдительность в лесу после заката. Да и Леда была рассеянной, как никогда. Тревога за Мари и Ригеля, за Дженну и Ксандра, за плененных собратьев и скорбь по убитым захватили ее целиком и мешали сосредоточиться. Жрица не слышала низкого грозного гула до тех пор, пока их с Мари не окружили со всех сторон.
Шорох листьев и треск сучьев заставили Мари остановиться: девушка ощутила опасность. Не успела она толком понять, что происходит, а кровь уже быстрее бежала по жилам, все чувства обострились, внимание переключилось.
В этот миг обе поняли, откуда звуки, и все переменилось бесповоротно.
– Волкопауки! Спина к спине, Мари! Жди моего знака!
Леда кричала во весь голос, и все мысли о маскировке у Мари мигом улетучились, а с ними и уютная, домашняя картина, которую она передавала Ригелю. За долгие годы вымуштрованная Ледой, Мари машинально прижалась к матери спиной, и они одновременно сняли с плеч сафьяновые бурдюки, сорвали с горлышек восковые печати и поднесли бурдюки к губам.
– Держись, Мари. Держись. Найди опору. Отгородись от опасностей и безумия – как я тебя учила – как ты уже умеешь. И помни, я с тобой. Я всегда с тобой.
Мари дышала глубоко и размеренно, а страшный гул отдавался у нее внутри. Леда все не подавала знака, но Мари ждала с небывалым спокойствием, почти отрешенно. Отхлебнула из бурдюка, набрав в рот крепкой смеси соленой воды с лавандовым маслом. Зоркими, как у матери, глазами, которые видели ночью не хуже, чем днем, Мари окинула чащу, высматривая во тьме хищников, что крались за ними по пятам.