Из ледяного плена - стр. 4
Зубов вздрогнул, отнял телефон от уха и с изумлением посмотрел на экран, где высвечивалась сегодняшняя дата. Точно, у него же сегодня день рождения. И как он, спрашивается, мог об этом забыть? Впрочем, день как день, точно такой же, как и все остальные. Подарков жизнь все равно не подкинет.
– Спасибо, Виктор Николаевич. Приятно, что вы помните. Тронут.
Последнее слово опять прошлось по нервам ожогом воспоминания. Это Анна была «тронутая» и вот уже шесть лет проходила принудительное лечение в специализированном – читай: тюремном – отделении психиатрической больницы. Первое время, еще живя в Москве, Зубов периодически наводил справки о том, как она, а потом перестал, потому что Анне это совсем не нужно, а ему доставляло только лишнюю боль, и без того нестерпимую.
– Здоровья тебе, Леха, и душевного спокойствия, а все остальное приложится. – Голос Дорошина выдернул его из ненужных воспоминаний. – А теперь прости, но перейду к делу.
Зубов против воли улыбнулся. Ясен пень, что отставной полковник позвонил не просто его поздравить. Что ж, так даже лучше. Все дела, которые вел Дорошин, оказывались необычными и будоражили воображение, выдергивая из повседневной рутины. Нет, он действительно будет рад, если ему удастся помочь Виктору Николаевичу.
– Слушаю.
– Один из жителей вашего славного города продает на «Авито» картину Малевича. Уверяет, что подлинную, поскольку у него на руках есть заключение эксперта. Но я что-то сомневаюсь, что подобное возможно.
– Простите, где продает?
– В том-то и дело, что на «Авито». То есть работа такого уровня выставлена на продажу не через аукционный дом и даже не через галерею, а на сайте бесплатных объявлений, что само по себе нонсенс. Так еще и цена подозрительная. Чувак просит пятьсот миллионов рублей, хотя подлинник Малевича должен стоить в два раза дороже.
Упоминание о живописи опять стало ударом тока, как будто Зубов невзначай зажал в кулаке оголенный провод, находящийся под напряжением. Анна была художницей и работала в частной картинной галерее. Будучи собой, она писала яркие, полные жизни натюрморты с гранатами, персиками и виноградом. Когда же на поверхность вырывалась ее субличность, то из-под кисти выходили жуткие картины, подсказанные больным сознанием. От одного взгляда на них на голове начинали шевелиться волосы. С тех пор все, что имело отношение к искусству, вызывало у Алексея Зубова непреодолимое отвращение.
– Картина называется «Супрематизм», – продолжал между тем полковник в отставке Дорошин, даже не представляя, какие муки причиняет собеседнику. – Холст. Масло. Размером девяносто на семьдесят девять сантиметров. Возможен разумный торг, а также обмен или бартер на недвижимость. В характеристиках указано, что картина в состоянии б/у, прописано отсутствие комиссионных.
– И что? У вас вызывает сомнение факт существования такой картины? – проскрипел Зубов и откашлялся, чтобы вернуть голос.
– Да нет. Такая работа, как «Супрематизм», у Казимира Малевича действительно существует. Создана в середине 1910-х годов и имеет несомненное музейное значение. В объявлении приложены фотографии экспертного заключения от Государственной Третьяковской галереи за подписью заведующей научной экспертизой Лидии Гладышевой и ведущего научного сотрудника отдела живописи второй половины XIX – начала XX века Марии Вальковой, которая утверждает, что полотно подлинное. Мол, были проведены стилистический, технологический, рентгенографический, химический анализ и сравнительный анализ с эталонными произведениями Малевича из собрания Третьяковской галереи.