Из ледяного плена - стр. 18
– Ну надо же. То есть в самом начале вы мне соврали? Насчет того, что пришли посмотреть Малевича по просьбе своего друга.
– Нет, не соврал, – покачал головой Алексей. – Меня действительно попросил об этой встрече с вашим дядей мой старинный друг, живущий в другом городе. И мой визит вначале носил совершенно частный характер.
В этот раз она не стала его поправлять, что Савелий Волков – не ее дядя. Все-таки эта девица умела вычленять главное.
– И что изменилось, раз ваш визит перестал быть частным?
– Простите, вы все-таки могли бы показать мне ваши документы?
– Да, пожалуйста. Пойдемте, я оставила рюкзак в прихожей.
Они вышли в длинный коридор, где девица подошла к одному из широких и мягких пуфов, расставленных вдоль стен, подхватила с него черный рюкзачок, довольно недешевый, из натуральной кожи, покопалась в нем и вытащила паспорт, одетый тоже в черный кожаный переплет, протянула Зубову.
«Борисова Велимира Брониславовна», – прочитал он и чудом удержался, чтобы не засмеяться, так пафосно это звучало. Девчонка тут же заметила его реакцию. От нее вообще трудно было что-то скрыть, это он уже заметил. Несмотря на дурацкую внешность, глазки у нее были умненькие.
– Да-да, в нашей семье склонность к красивостям. Особенно это касается имен. Моя бабушка Вера Афанасьевна Борисова назвала своих сыновей Бронислав и Святослав. Папе повезло, он родился первым, поэтому ему досталось сокращенное имя Славик, а вот его младшего брата с детства все в семье звали Светиком. Представляете?
Зубов представлял. Его самого одна из бабушек все детство называла Лесиком, и главной заботой маленького Алексея было сделать так, чтобы об этом дурацком имени не узнали одноклассники.
– Бабушка настояла, чтобы меня назвали Велимирой, сокращенно Мирой. А детей дяди Светика зовут Агафья и Мирон. Бронислав и Святослав. Мира и Мирон. Такая вот у нас странная семейка получилась из-за бабушкиной прихоти.
– Вы на нее сердитесь? На бабушку.
Велимира от души рассмеялась:
– Ну что вы. Если бы вы были знакомы с моей бабушкой, то понимали бы, что на нее совершенно невозможно сердиться. Она у меня чудесная. В прошлом балерина, всю жизнь танцевала в Мариинском театре. Примой не была, но и в кордебалет не входила. Солистка. Оттуда, кстати, и ее дружба с дядей Савой и Нюточкой. Характер у нее железный. Впрочем, у балетных иначе и не бывает. Дисциплина и жесткие самоограничения въедаются в плоть и кровь. Но нас всех – детей и внуков – она всегда очень любила. И жертвовать возможностью иметь детей ради карьеры не стала. Возможно, если бы не рождение папы и дяди Светика, она бы и примой стала, но, в отличие от Нюточки, была уверена, что главное предназначение женщины – семья и дети. Да и деда она просто обожала.
– А дед ваш кто?
– Был детским врачом. Очень хорошим. Его без преувеличения весь город знал. К нему со всей страны везли самые запущенные случаи, и он справлялся, представляете? Правда, дед давно умер. Я тогда еще совсем маленькая была. Бабуля очень переживала, но виду не показывала. На похоронах не проронила ни слезинки. Так и стояла с идеально ровной спиной и совершенно неподвижным лицом. Меня тогда это лицо так потрясло, что я до сих пор помню его выражение. Впрочем, я не понимаю, почему вы всем этим интересуетесь?